– Н-ну, давай, – сказал дед и огляделся. – Я вон там на топчанчике посижу, про инфекционные болезни почитаю. Обожаю эти стенды не могу как.

Макс кивнул и внимательно посмотрел вслед деду – если всё сложится, то в последний раз посмотрел. Надо ещё про стук мотора сказать, подумал он, но решил, что дед сам это уловит, едва мотор заведётся. Не глухой же, в конце концов.

Макс вздохнул и осторожно приоткрыл дверь палаты.

Палата была небольшой, на четыре кровати. Занята была только одна, справа от входа у окна. Кем-то маленьким занята. Макс решил бы, что ошибся, кабы рядом с кроватью не сидела, отвернувшись к окну, мама.

Макс вошёл и прикрыл за собой дверь. Мама не повернулась.

– Здрав… – пробормотал Макс, сглотнул и продолжил громче: – Здравствуйте, меня Настя зовут, я знакомая Максима, мы учимся вместе. Можно, я…

– Нельзя, – сказала мама, не поворачиваясь.

– Я только на пять минут.

– Нет.

– Мне врач сказал, что можно, – соврал Макс, отчаянно ругая себя за то, что не включил ноутбук и не настроил игру уже в коридоре. Тогда соврал бы что-нибудь про любимую песню Макса – осталось бы уболтать мамку, чтобы на пять минут с наушником к Максу допустила.

Хотя вряд ли.

Мама вскочила со стула и тяжело двинулась на Макса, твердя:

– Нет. Я сказала нет, девочка. Ты слышала: я сказала нет! Поняла?! Уходи! Уходи!!!

Лицо у мамы было бледным и опухшим.

Макс упёрся спиной в дверь, которая немедленно толкнула его обратно. В щель протиснулся дед. Он тут же успокаивающе задирижировал здоровой рукой, что-то пытаясь объяснить. Маме было уже не до объяснений. Она завелась по-настоящему – так, как могла, но делала редко, Макс это вспомнил.

– Не было у Максимки никаких знакомых и никаких друзей! – кричала она. – Никого у него не было! Я была, машинки эти вонючие у отца в гараже да игрушки в компьютере! Игрушки ему всё, игрушки! Я сожгу этот компьютер проклятый! Смотри, что он с ребёнком сделал! Смотри!!!

Она сорвала простынь с кровати – как будто с другого Макса сорвала, который похолодел и обмер между дедом и дверью.

На кровати лежало его тело – маленькое, худенькое, с трубочками и проводками, идущими к голым рукам и груди. Лицо было сероватое, глаза под прикрытыми веками запали. Это я сейчас такой, понял Макс и сполз по косяку, вцепившись в сумку с ноутбуком – больше просто не за что было цепляться.

– И сюда компьютер принесли, добить ребенка, да?! То с апельсинчиками приходили, с плеерами. А теперь компьютер притащили! Дай сюда! Дай сюда, я сказала!

Макс молча сгорбился, спасая ноутбук, дед, нервно что-то объясняя, вклинился спасать. Макс не мог смотреть ни на себя, ни на маму – просто сердце замирало и делалось прохладным. Он зажмурился и думал: пусть всё это кончится. Я устал, мне больно, у меня рука ушиблена и голова, я не спал, я есть хочу, мне надоело всё, почему опять я виноват? Чёрт с вами со всеми, деритесь, ругайтесь, прыгайте, орите – я вон, у окошка лежу тихий и маленький. Ну и буду лежать, если вам так больше нравится. Уйду сейчас, и пусть всё горит, если не хотите по-хорошему.

Дверь щёлкнула – это дед утомлённо привалился к ней спиной. Макс поднял мокрые глаза.

Мама опять сидела у окна и тряслась, что-то шепча.

– Максик, – шептала она. – Максимушка.

– Мама, – сказал Макс. Откашлялся, но попросил всё равно хрипло: – Мама. Прости. Я не хотел.

Мама замерла. Дед тоже замер.

Макс повозился, встал и приготовился объяснять.

Дед аккуратно взял себя за левую сторону груди и тихо спросил:

– А… Где Настя?

Глава 21. Не отвлекаться и не умирать

Первый удар жарданвилльской конницы был страшен. И был бы смертелен, если бы группа Балтаза не успела разведать и подготовить все возможные схроны, щели и засадные места вокруг Жарданвилля. Если бы Лангелок не успел грамотно разлить отряд по этим щелям. И если бы отрядом командовал Немакс. Он понял это с острой досадой, завистью и облегчением.

Лангелок рассчитал всё словно по секундомеру. Передовая тройка, которую вёл, конечно, Клыч, вылетела на заросший курчавыми кустами гребень ровно в тот миг, когда на подошву горы походным галопом вступил авангард жарданвилльцев. Клыч и его двойка сделали всё образцово – предельно громко и суетливо развернули коней, пустили несколько стрел – как бы в суете, но прицельно, чтобы организовать лёгкий завал и заставить жарданвилльцев рвануть в погоню безоглядно и торопливо. Те и рванули – толкаясь конями и локтями, на ходу уводящими тетиву в натяг. Стрелы свистнули в небо – тройка ортонцев уже скрылась за гребнем. Вылетевшие следом жарданвилльцы увидели, что враги уже на полпути к ущелью, в котором скрывалась дорога на Тадуру, и ударили в шпоры. Лишь пара лучников осадила коней и наладила стрельбу в пулемётном темпе. Это было почти красиво: неподвижные кони на вершине и неподвижные всадники, у которых безостановочно и плавно движется только правая рука: вытягивает стрелу из-за затылка, мягко тащит и отпускает тетиву и поднимается за новой стрелой. И это было почти невыносимо: Клыч получил стрелу в плечо и бок сразу, но лишь пригнулся и влетел в ущелье. Второй конь рухнул в десятке шагов от ущелья, поднимая клубы пыли, – он, как и наездник, был истыкан стрелами, словно солнышко лучами на детском рисунке. Третий конь повалился через секунду. Всадник пытался соскочить, но не успел. Не успел и освободить ногу, придавленную конём. Успел лишь, повозившись, выдернуть из-под себя меч и выставить его в сторону жарданвилльцев, которые растоптали всадника, меч и коня через миг, даже не притормозив.

– Гады, коней-то за что! – закричал Немакс.

Он двинул бы все засадные ресурсы сейчас и даже раньше, когда первая стрела жарданвилльцев достигла цели. И обрёк бы на бессмысленное поражение себя, отряд и Ортон. Нельзя было показывать свои истинные силы и намерения – ни тогда, ни сейчас, когда жарданвилльцы уже влетали в ущелье, которое забилось наслаивающимися перекатами эха. Эхо протекало сквозь ортонцев, которые, пропустив сползающего с седла Клыча, быстро перечеркнули ущелье бревенчатыми стойками с торчащими кольями и присели за высокими зазубренными щитами. Ортонцев, как и стоек, было немного – ровно столько, чтобы жарданвилльцы не отхлынули для перегруппировки или совещания, а развернулись в боевой клин и попробовали смести препятствие сходу.

Резко зачесалось в ушах и в носу – от протяжно занывшего боевого рога и от острого запаха спичек.

Вот этот удар жарданвилльцев