Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не убивала его, не убивала, — с этими словами Мари неожиданно уткнулась носом в мое плечо. Я на мгновение замер, а потом обнял ее.
— Тише, все закончилось, — приговаривал я.
Она отстранилась, вытерла рукавом слезы и, натянув одеяло до самого подбородка, подняла виноватый взгляд.
— Извини, обычно я... Как ты тут оказался?
— Услышал крики.
— Часто ты бродишь по коридорам среди ночи?
— Часто, — улыбнулся я, — Я вроде домашнего приведения на многовековой службе.
Марилли улыбнулась в ответ.
— Сложно приходится?
— Не привык жаловаться.
Я не сводил с нее взгляда. Протянул руку и поправил прядь волос, отмечая знакомое смущение.
— Что тебе снилось?
— Всегда один и тот же сон. Я вижу образы, слышу голос. Иногда он становится сильнее, иногда слабеет, но не исчезает, не оставляет в покое. А потом... Потом выстрел... Ночь, проведенная без этих сновидений — уже счастье.
— Как давно это началось?
Я все время задавался одним вопросом: почему Мари не оказалась в руках заклинателей гораздо раньше? Мадлен была права: магия в крови смертного человека — дело рук кого-то из магов. Мысленно я вновь вернулся в ту рождественскую ночь, когда повстречал ее мать. Клубок никак не хотел распутываться, хотя ответы лежали на поверхности. Я чувствовал это.
— Четыре года назад. Мы с Джеймсом вернулись из свадебного путешествия. Поначалу я не обращала внимания, но со временем все переросло в безумие.
— Мари, ты имеешь право знать, — начал я. Было темно, и лишь лунный свет из окна немного разгонял царивший в комнате полумрак. — Давина была связана с заклинателями.
Услышав имя матери, она вздрогнула и удивленно посмотрела на меня.
— Я знал ее. Точнее, видел пару раз. Думаю, что ее прошлое прольет свет на твое состояние и поможет нам во всем разобраться. Что ты о ней знаешь?
Марилли выглядела растерянной.
— Мама умерла, когда мне было шесть. Я мало что помню, — Мари обхватила себя за плечи. — Она тяжело болела. Врачи не могли поставить диагноз. У нее были странные судорожные приступы, какие бывают при эпилепсии, она кашляла кровью, задыхалась. Бабушка говорила, что это дьявольская кровь,_______________________________________________________________________________________________________________________________ и что она течет и в моих жилах.
— А что насчет твоего отца?
— Я даже имени его не знаю, — Марилли подтянула к себе одеяло.
— После смерти мамы тебя растила бабушка?
Эмма Миллер. Я вспомнил имя из документов, собранных Мадлен.
Мари покачала головой.
— Бабушка тоже вскоре умерла, а меня взяла к себе подруга мамы, Элизабет Арнольд. Но когда мне исполнилось восемнадцать, выставила за дверь. Она всегда чего-то боялась, не выходила на улицу после захода солнца и мне запрещала, запирала двери на все замки, не открывала окон.
Мари вздохнула. Я видел, как тяжело ей давались воспоминания, но мне нужны были ответы. Элизабет Арнольд могла бы помочь кое в чем разобраться.
— Она наверняка до сих пор живет в Базеле, — продолжала Мари. — Элизабет — экстрасенс.
— Экстрасенс? — удивился я, а Марилли кивнула.
— К ней часто приходили люди за помощью. Я никогда не верила в подобное, но теперь, после всего...
Я долго молчал, а Мари внимательно смотрела на меня. Мне нужно было все обдумать и решить, что делать дальше. Но оставить ее вот так сразу я не мог.
— Как ты себя чувствуешь?
— Все хорошо. Рагнар запретил мне пока практиковать заклинания.
— Пообещай мне кое-что, — серьезно проговорил я, осторожно взяв ее за руку. — Не используй магию ни под каким предлогом, чтобы ни произошло.
Марилли снова растерялась.
— Обещаешь?
— Обещаю, — тихо прошептала она, и мне стало намного спокойнее.
— Доброй ночи, Марилли.
Маленькая ладонь Мари накрыла мою руку. Я удивленно опустил взгляд.
— Не уходи.
Когда живешь на свете слишком долго, то кажется, что уже ничто не способно удивить, что не осталось чего-то нового, неизведанного, необычного. Проклятущая Тьма, я в который раз убедился, что это не так.
— Знаешь, — голос Марилли, звучал все так же тихо. Она не смотрела на меня и не заметила моего замешательства. — Иногда мне кажется, что я проснусь в своей палате в больнице, и все это окажется просто кошмаром.
— Мне знакомо это чувство.
Вся моя жизнь — сплошной кошмар.
— Кэт рассказала мне про тебя. Как такое возможно? Я имею ввиду... бессмертие.
— Магия. Подчас она способна на деяния, не поддающиеся простому разумению. Что?
— Порой ты очень странно говоришь. Ты точно не из этого века.
Я рассмеялся.
— В такие моменты Кэт говорит, что меня заносит.
— Расскажи, — вдруг попросила она, обхватив подушку руками. В ее взгляде я прочел неподдельный интерес. — О том времени, ты ведь ходячий учебник по истории, — улыбнулась Марилли.
— Тебя интересует история?
— Твоя история, — понизив голос, произнесла она.
Моя история. Окружающих всегда это интересовало, и я прекрасно их понимал. Быть может, если бы я сам был смертным и повстречал кого-то подобного, тоже заинтересовался. Их всегда манило подобное. Я не раз наблюдал восхищение в глазах людей, но они не понимали через какой кошмар я проходил изо дня в день. Вечность — это страшно. Когда кто-то представлял, какого это — жить вечно, я думал о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не встретил Амелию. За меня наверняка отдали бы миловидную барышню. Воображение рисовало скромную церковь, старого священника с трясущимися руками и невесту, в простом платье. Через несколько лет у меня уже мог бы быть наследник, а может, и дочери.
Я улыбнулся, когда перед моим внутренним взором вдруг возник мой же портрет. Лицо покрыто морщинами, а в глазах едва теплился живой огонь, который я утратил еще с первой пролитой мною кровью. Я мог бы быть человеком. Заблудший путник, проходящий по давно поросшему лесом заброшенному кладбищу, с трудом, но смог бы прочитать мое имя на надгробной плите.
— Я родился в Шотландии, более семи столетий назад, — я облокотился на спинку кровати. — Как много я видел за свою жизнь… — на секунду я запнулся, осознав, что слово «жизнь» не совсем подходит, — …за свое существование, мест более прекрасных, чем скалистые берега и пустынные горы. Но в них есть особое очарование, — я замолчал, собираясь с мыслями.
— В Шотландии делают лучший виски из всех, что я когда-либо пробовал. Кто-то мог бы сказать, что мне повезло родиться в одном из главенствующих кланов[7], но я с малых лет понимал, что не имел ничего общего с этими людьми. Мне хотелось большего.