«Такого человека, — думала она, — устрашить не так-то легко.» Он мало рассказывал о себе, сообщив лишь, что долго жил за границей и совсем недавно вернулся в Англию, чтобы вступить в наследство, однако у Антонии сложилось о нем впечатление, как о человеке много повидавшем и принужденном, по крайней мере в юности, зарабатывать на жизнь тяжелым трудом.

Однажды вечером, недели две спустя после их первой встречи с Байбери, Антония на балу увидела Роджера Келшелла. Отведя ее в сторонку, он тихо произнес: — Скажите, дитя мое, вы все еще жаждете наказать Сент-Арвана за жестокое обращение, уязвить его самолюбие? Если да, то теперь, полагаю, у вас имеется в руках достаточное средство для этого.

Антония же, сгоравшая от унижения при виде Джеррена, в третий раз за вечер танцующего с Джессикой Челгроув, и понимавшая, что за неодобрительными взглядами, бросаемыми на него, стоит либо злорадство, либо жалость к ней, была как раз в таком настроении, к которому подобное предложение подходило как нельзя лучше. Ей даже в голову не пришло, что проницательный Роджер просто догадался о ее чувствах.

— Умоляю, дядя, скажите, что же это за средство, — нетерпеливо откликнулась она. — Его поведение просто непереносимо — переходит всякие границы! Я этого не выдержу!

— И не нужно, милая. Он уверен, что никто не осмелится поставить его на место, потому и ведет себя так. Возьмем, к примеру, Дирэма! Для самого Сент — Арвана, который весь вечер уединяется с чужой невестой накануне свадьбы, такое послужило бы достаточной причиной для дуэли. Однако Дирэм, во всех прочих отношениях вовсе не трус, предпочел благоразумно удалиться в ломберную, чтобы потом можно было делать вид, что ничего не видел и не знал. И неудивительно, что муж ваш почитает себя непобедимым.

— Может быть, так оно и есть, — с сомнением в голосе заметила она. — Ведь он дрался на многих дуэлях, верно?

Келшелл пожал плечами: — Я и не отрицаю, что у него есть кое-какой опыт, да только стоит мужчине одержать победу в нескольких поединках, как он тут же приобретает определенную репутацию, и потом ему уже все реже и реже нужно доказывать свою удаль и доблесть. — Он помедлил, раздумчиво глянул на нее и вкрадчиво добавил: — Разве вам, Антония, не доставит бесконечное удовольствие увидеть, как лопается мыльный пузырь его славы искуснейшего фехтовальщика, как все издеваются над нею и как он сам становится объектом насмешек?

Антония не смотрела на него. Ее взгляд был устремлен к алькову на противоположной стороне комнаты, в котором Джеррен и Джессика расположились после танцев. Он близко наклонился к ней, шепча что-то, а закрасневшаяся Джессика укоризненно шлепнула его сложенным веером, и до Антонии донесся ее призывно журчащий смех.

— О да, я была бы бесконечно рада, — язвительно подтвердила она, — но как это можно осуществить?

Роджер поднял монокль и принялся через него обозревать комнату, пока не наткнулся взглядом на Реймонда Байбери, беседовавшего неподалеку с двумя молодыми людьми.

— Вон человек, — тихо сказал он, — который сделает для вас все.

— Капитан Байбери? — Антония удивилась. — Почему вы так считаете?

Опустив монокль, Роджер перевел взгляд на нее.

— Я заинтересовался Байбери и навел о нем кое — какие справки. Оказалось, что элегантный и галантный капитан отнюдь не баловень судьбы и жизнь вел весьма переменчивую. Последние два года перед возвращением в Англию, например, он был учителем фехтования в Париже.

— Учителем фехтования? — Антония затаила дыхание. — Тогда, если они с Джерреном столкнутся в поединке…

— Сент-Арван, без сомнения, потерпит самое унизительное поражение. Может быть, опыт его и достаточен, но не сравним с опытом человека, два года зарабатывавшего себе на жизнь именно шпагой. Как все посмеются над ним тогда!

Ее глаза замерцали при мысли об этом, но потом лицо снова затуманилось.

— Слишком опасно! Один из них может погибнуть.

— Милое дитя! — Ее сомнения вызвали у Роджера тихий смех. — Байбери вовсе не захочет доводить дело до убийства, которое вынудило бы его покинуть и Англию, и вновь обретенное наследство. Просто Сент — Арвану придется оправдываться перед всеми. А пострадает он от всего-навсего давно заслуженного наказания.

Между тем капитан оставил своих собеседников и направился к ним. Монокль мистера Келшелла легонько, напоминая, коснулся плеча Антонии.

— Давно заслуженного наказания, — тихо повторил он. — Все в ваших руках, Антония. Только вы можете создать нужные обстоятельства.

Слова Келшелла, соблазнительность которых усиливало поведение Джеррена, гвоздем засели в мозгу Антонии. Она принялась поощрять Байбери как никого из своих поклонников, и вскоре их везде стали видеть вместе. Он сидел с нею в ложе, танцевал на балах, сопровождал ее портшез по улицам и сделался постоянным посетителем дома на Брук-стрит. В обычае светских дам было допускать наиболее приятных им поклонников в свой будуар к завершению туалета, дабы те могли подать галантный совет по такому деликатному вопросу, как, например, какие выбрать духи, или куда наклеить мушку. И кто бы ни заходил в туалетную к Антонии по такому случаю, всегда мог видеть там капитана Байбери.

Разумеется, пошли разговоры, и, разумеется, они достигли ушей Джеррена; однако эффект был вовсе не тем, какого ожидала Антония. Однажды вечером он совершенно неожиданно появился в туалетной к нескрываемому изумлению и даже ужасу двух джентльменов, которые сочли вторжение мужа в такой час столь же несвоевременным, сколь и зловещим. Третий же, капитан Байбери, с непринужденным изяществом склонившись над туалетным столиком, у которого Антония сидела, а Ханна стояла, держа раскрытую коробочку с мушками, просто бросил на Джеррена равнодушный взгляд, продолжая с живостью рассуждать о том, куда же миссис Сент-Арван лучше поставить мушку.

— Нет-нет, госпожа моя, только не la majestuese (yеприступность) на лоб, не сегодня. И не galante (любезность). Сегодня нужна … дайте-ка подумать! … Ага, лучше всего, бесспорно, подойдет la friponne (плутовство — язык мушек/искусственных родинок/, весьма популярный в 18 веке. Налепляя ту или иную, а иногда и несколько, мушек, дамы сообщали поклонникам о своем настроении и чувствах; например, мушки над правой бровью и в центре левой груди означали: «Сегодня все мои мысли и сердце заняты любовью»)! — Откинув кружевные манжеты, он выбрал из коробочки крохотную звездочку из черного шелка и с хладокровной дерзостью наклеил у самых губ Антонии.

— Вот так! Великолепно! — Он поднял голову. — А, мистер Сент-Арван! Ваш покорнейший слуга, сэр.

Улыбаясь только ртом, но не суровыми холодными глазами, Джеррен ответил на приветствие, сделал жене комплимент по поводу ее нового платья и крайне любезным тоном, в изысканных выражениях попросил выслушать его наедине до того, как она отправится на бал. Антония согласилась с деланным равнодушием, и, когда джентльмены удалились, чтобы подождать внизу, а Ханну отправили из комнаты, произнесла с нетерпением: — Ну, что случилось? Прошу вас, покороче, нас с Люси пригласили в концерт.