– Как воспринял Сайганов известие о вашей беременности?

– Нормально. Сказал, что у них нет детей, поэтому наш ребенок останется в семье, будет жить в этом же доме. Понятное дело, мы скрывали это от Лены. Если бы она узнала, что я жду ребенка от Димы, она бы этого не пережила. Я же говорю, у Димы и без того было полно связей на стороне, а тут еще я, под самым боком…

– Он дал вам денег?

– Да, конечно, иначе я бы и не наняла вас. Он положил на мое имя очень много денег. Сказал, что это для ребенка. Еще говорил, что никогда не бросит меня, что мы – семья. Да, он очень любил это повторять… Понимаю, что после того, как я вам все это рассказала, вы чисто по-человечески вряд ли будете на моей стороне. Но я сказала все так, как было. И теперь я, беременная от Димы, не знаю, как признаться в этом Саше. Ведь вы сами видите, какой он. До меня у него были какие-то девчонки, пустышки, как он их называет. А тут вдруг окажется, что он приютил у себя лгунью, да еще и беременную от его бывшего хозяина. Я не представляю, как мы с ним будем дальше жить… Но Диму я не убивала. Подумайте сами, зачем же мне было убивать отца моего ребенка, да к тому же такого щедрого и заботливого по отношению ко мне. Понятное дело, он был бабником, но разве можно за это убивать?

– А почему ты это рассказала?

– Да это же Лена его убила. Я бы ни за что никому не сказала, если бы на меня охоту не открыли, как на лису какую. Но раз она сподличала и решила все повесить на меня, то почему я должна молчать? Вы же знаете эту историю с кофемолкой?

– Расскажи.

Таня повторила то, что Шубин с Женей уже знали. Что, мол, кофе начала молоть в гостиной сама Лена, а потом то ли ей действительно плохо стало и она уронила кофемолку, то ли прикинулась, что ей дурно сделалось, но она передала ее Тане.

– Не помню в точности, может, я и сама ее взяла. Мы все были в таком состоянии, что мало что запомнили. Во всяком случае, я. У меня было желание уйти из комнаты, чтобы не действовать людям на нервы. Зачем издавать столько шума кофемолкой, когда все это можно было сделать в кухне? Но тогда я об этом и не думала. И звук, похожий на выстрел, я слышала. Мне кажется, его все слышали, но подумали, верно, что где-то что-то упало или выхлопная труба у кого-то в деревне хлопнула. Разве ж могло прийти кому в голову, что над нами убьют еще одного человека? Я не смогу на суде подтвердить, что видела, как Лена выходила из гостиной во время того, как я молола кофе. А вот когда она вышла, сказав, что у нее разболелась голова, это запомнили все. Помните, как в кино: Штирлиц зашел к кому-то в кабинет и спросил таблетку не то аспирина, не то анальгина… И все запомнили про таблетку. Вот и здесь то же самое. Ей важно было, чтобы все знали, что у нее сильно болит голова и что она идет в кабинет мужа за таблеткой. Может, у нее и правда разболелась голова… Еще бы – убить собственного мужа! Да здесь все заболит, не то что голова. А потом случилось вот что. Я была на кухне, уже варила кофе, когда она подошла ко мне и тихо так, чтобы никто не слышал, сказала: Диму убили. Зажала мне рот рукой, потому что я ахнула, громко так ахнула… Не могла поверить… Испугалась. А она продолжает говорить: в доме кто-то чужой, кто убил и Олю и Диму, милиция еще неизвестно когда приедет, надо срочно спасать хотя бы репутацию и деньги Димы. Ты, мол, выходи из сада через калитку и через лес возвращайся другой стороной в гараж, выводи машину и дуй в город, в офис. Вот тебе ключ, говорит, откроешь сейф и возьмешь оттуда все деньги. Отвези на вокзал, в камеру хранения. Она мне даже какие-то цифры называла, но я ничего не запомнила. Сразу же про себя решила, что, если и смогу забрать деньги, то положу в любую ячейку, на любой номер, а потом ей скажу. Я тогда плохо соображала. Да и ручки под рукой не было. Она еще как-то странно взглянула на меня и спросила, можно ли мне верить, ведь деньги-то там немалые… Я молча только смотрела на нее. И тогда она добавила, уже перед тем, как нам расстаться: «Эти деньги не только мне, но и тебе нужны, ты же не чужая была Диме». Я думаю, она хотела мне сказать, что я должна спасти деньги не только для нее, но и для себя.

– И что же?

– Я выбежала из дома, побежала через сад, мимо того садового домика, где еще лежало тело Оли, бежала, ничего не помня и не чувствуя, сделала крюк, открыла гараж (у меня были все ключи!), завела машину и помчалась в город. Доехала сама не знаю как до офиса, меня там все знают. Я сказала, что мне нужно кое-какие документы из кабинета взять, охранники знали, что я сестра Димы и что я имею право заходить в его кабинет даже тогда, когда его там нет… Короче, я зашла в кабинет, открыла сейф, и оказалось, что он пуст. Ни рубля, ни доллара. Я была в ужасе. Тут же решила позвонить Лене. Набрала номер дома в Бобровке и, когда после длинных гудков щелкнуло, раздался женский голос, я выпалила: денег нет! Но трубку взяла не Лена, а Лера. Это я уже потом сообразила. Она узнала мой голос и сказала: «Диму убили, тебя все ищут, я скажу, что ошиблись номером…» Она была пьянющая, у нее язык заплетался, поэтому, если вы ее и спросите, звонила ли я, она может и не вспомнить. И вот тогда я поняла, что… Подождите. Не сказала самого главного: когда я была уже в гараже, я услышала ее крик, крик Лены, и поняла, что она вошла в кабинет, чтобы теперь уже объявить всем о смерти Сайганова. Так вот, тогда, после того как Лера сказала мне по телефону, что меня обвиняют в убийстве или в убийствах, я даже точно сейчас не помню, я поняла, что меня подставили. Предали. Даже по времени получается, что я сбежала сразу после того, как убили Диму. И в офисе меня все видели, что я была в кабинете… Денег-то не было, а как я это теперь докажу? Никак. Получается, что я убила брата, сбежала из дома и украла к тому же еще и все его деньги.

– Думаешь, она узнала о твоей беременности, о вашей связи? – спросила потрясенная ее рассказом Женя. – И решила так отомстить?

– Прежде всего она отомстила ему, своему мужу. Может, это он убил Ольгу, я не знаю… Но думаю, что Лена решилась на убийство Димы, как только поняла, что появилась возможность повесить сразу два убийства на одного человека. Может, она и Ольгу убила, но ведь мы все, все были тогда за столом, и у нас есть алиби. Даже если сейчас окажется, что этот дом окружен, что приехали арестовывать меня, не думаю, чтобы кто-нибудь (кроме Лены, конечно) сказал, что в момент убийства Ольги меня не было в гостиной. В этом-то все и дело! И если меня и можно заподозрить в чем-то, так это действительно в убийстве Димы и в воровстве. Хотя, ну посудите сами, разве здравомыслящий человек, только что совершивший убийство, сбежал бы с места преступления, чтобы тем самым сразу же обратить на себя внимание и вызвать подозрение, а потом и обвинение?

– Ситуация у тебя действительно серьезная, – уклончиво ответил Шубин.

– Вы не верите мне?

– Дело не в этом. В саду остались следы твоей обуви, каких-то там разбитых старых туфель, в которых ты убиралась или копалась в саду. Собака взяла след, понимаешь? И туфли твои тоже нашли, в чуланчике.

– Ну и что? Я же топталась возле садового домика, когда мы прибежали туда, чтобы посмотреть на Олю… Там много следов должно было быть. Я же не одна там была! Убийца мог быть совсем рядом.