— Что ты здесь делаешь?

— Что ты здесь делаешь? — передразнила она меня и захихикала. — Ты всегда так разговариваешь?

— Как это — так?

— Как будто у тебя слива во рту.

— Ага. Всегда. Не нравится?

Она опустила ногу и села немного более прямо, но не очень.

— Да мне все равно. Хоть так, хоть этак. Звучит немного странно, конечно, но так и должно быть, наверное.

— Это почему же?

— Да так. — Девица пожала плечами, ей явно надоел этот разговор. — Кстати, я твое пиво прикончила. Оно было теплое. Мерзость. Меня чуть не вырвало.

— Да ну? И что, я должен тебе посочувствовать?

— Если хочешь. — Тут ее плечи начали вздрагивать — сначала почти незаметно, но потом она откинула голову назад и разразилась хохотом. Я едва сумел справиться с собой, чтобы не последовать ее примеру. Пока она заливалась и кашляла от смеха, я был холоден как лед, но подошел поближе. Рассмотреть ее было нелегко, но глаза постепенно привыкли к полумраку. Ну и… ну, она оказалась ничего. Моего возраста, может, чуть моложе. Довольно красивая. Короткие кудрявые черные волосы с красными или оранжевыми прядями, по обеим сторонам высокого лба выпрямлены целой фалангой заколок. Посверкивающий камешек в одной ноздре, в ушах масса серебряных колечек, они взбирались вверх от аккуратных мочек и исчезали под волосами. Потрясающая кожа: либо необыкновенно белая, либо это была какая-то светящаяся пудра.

— Это у тебя, надо полагать, от Бьорк[20]?

Она с отвращением наморщила нос:

— Отвали. Номер не пройдет, Суини!

Я чуть из собственной шкуры не выпрыгнул.

— Ага! — довольно прокаркала она. — Эк тебя зацепило!

— Это не моя фамилия.

— Да ну? А чего же ты подпрыгнул?

— Подпрыгнул? Кто подпрыгнул? И что ты тут вообще забыла? Смолит тут свои мастырки, пиво все вылакала…

Она откинулась назад, на подлокотник дивана, подняв тучу пыли.

— Проверяю, как ты тут, Суини, — вызывающе сказала она, но, когда я никак не отреагировал, на лице ее отразилось сомнение.

— Почему Суини?

— А почему бы и нет? Мне нравится, как это звучит. Здорово, не так ли? — Она села прямо. — Кстати, я сама об этом думала, но потом мне пришла в голову идея получше.

— Ты кто? — Я плюхнулся на подлокотник дивана, который угрожающе затрещал.

— Шэй Донован.

— Шэй? Пишется так же, как Шэймос? Что-то в этом есть от голубых, а? А выглядишь вроде как девушка. Ну, почти. — Мысли мои неслись галопом. Донован. Кто такие эти Донованы?

— Отвали, — ответила она, но я не обратил на это внимания. Откуда я знаю ее фамилию? И откуда, черт возьми, ей известно, кто я такой? Меня всего трясло, по спине бегали мурашки. Ее рука скользнула по моей, но тут же убралась прочь. — Я сама думала взять имя Суини, только вот оно плохо сочетается с «Донован», правда? Суини Донован? He-а, надо что-нибудь покороче, с одной гласной. Шэй Донован — здорово звучит! В любом случае лучше, чем Норин. — Она чуть отвернула лицо, и тут я понял, что девчонка гораздо моложе меня. Лет пятнадцать-шестнадцать. Ребенок.

— Норин? Так тебя, значит, зовут?

— Ага. В честь бабки. Я ее и не видела никогда, — добавила она с отвращением. — Но я уже все решила. С нынешнего дня все будут называть меня только Шэй!

— Значит, я буду первым? Какая честь! Правда, мне больше нравится Норин.

— Правда? — Опять она меня передразнила. — Хм-м, тебе легче. Ты слыхал хоть об одной знаменитости по имени Норин? — И скорчила гримасу.

— А ты собираешься стать знаменитой? — Я ухмыльнулся. — Королевой поп-музыки? Идолом? — Мне нравилось, как она говорит: четкий, легкий голосок, отличный ритм — вверх-вниз, как веселая песенка. Мне нетрудно было разобрать каждое ее слово.

— He-а. Актрисой. Знаменитой актрисой — как Фиона Шоу[21]. Она ведь из Корка, знаешь? Или я могу стать кинозвездой! — Произнесла она это так: кино-э-э-звездо-о-ой. Киноээзвездооой.

Я приложил все силы, чтобы не рассмеяться. Мне не хотелось, чтобы она ушла.

— Могу поспорить, что наверняка станешь.

— Кончай издеваться! Я на полном серьезе!

— Да разве я смеюсь? Ничего подобного! Вот что я тебе скажу — скинь эти побрякушки, Шэй. С ушами все о’кей, но дырявый нос не очень-то смотрится, тебе не кажется? Особенно если тебя снимают крупным планом.

Норин, она же Шэй, уставилась на меня, желая убедиться, что я ее не разыгрываю. Успокоившись на этот счет, тихонько почесала свой носик.

— Дырявый нос… Ха-ха! Бог ты мой, как смешно! — отчеканила она, сверля меня испепеляющим взглядом. Но улыбку подавить так и не сумела. — Сказать по правде, я бы и сама рада от этого избавиться, там все время воспаление возникает… Проколола, только чтобы мамочку позлить. — Она хихикнула. — Черт знает, как это неудобно, когда насморк!

— А тебе разве не надо быть в школе?

— Когда? Сейчас? Я же не в вечерней школе учусь! — протянула она. — Здесь везде только дневные — вот такие мы все тут обыкновенные, помоги нам Господь. — Потом встала, распахнула занавески, выглянула наружу. Она оказалась ниже ростом, чем я ожидал, — примерно футов пять, фантастическая фигурка, а между джинсами и свитером — обнаженное пространство шириной целых шесть дюймов. Я пытался отвести взгляд. Потрясающая девчонка! Я почти видел перед глазами рекламный постер: «Шэй Донован, смертельно опасная красота». Так и втрескаться недолго. — Господи! — простонала она вдруг. — Опять этот проклятый дождь, ты только посмотри! Здесь недолго в старуху превратиться! Посреди этого траханого безвременья… — И вздохнула. — Ты из Лондона?

Я чуть не сказал «да», но почему-то не мог ей соврать.

— Нет. — На этом и надо было остановиться, но я не остановился. Не знаю почему. — Я в Дублине живу. Иногда в Оксфорде — мать у меня англичанка.

— Оттуда у тебя, значит, акцент?

— Какой акцент?

Она пожала плечами:

— Ну, твой акцент. А как ты туда попал?

— В Оксфорд? Да просто там у меня дед живет. Жил. Он умер недавно. Мама за ним ухаживала. А мы с отцом оставались в Дублине. — Я засопел, чтобы показать, что мне неприятно об этом говорить. Надеялся, что она сменит тему. Черта с два!

— Заноза в заднице эти родители. Ты по матери скучал?