Раб подтвердил.

– Тогда запоминай!

Аким стал перечислять, загибая пальцы на руке – сначала на одной, затем второй. Раб невозмутимо слушал, будто перед ним по-прежнему стоял сенатор, а не оборванец в грязной тунике. Когда Аким закончил, раб вопросительно посмотрел на меня. Я наклонил голову в знак согласия.

Очаг в доме деда был устроен так, что горячий дым, прежде чем выйти наружу, нагревал небольшой мраморный бассейн в терме за кухней. Рабы успели натаскать в него воды, к нашему приходу она согрелась. Аким, как только нас провели в терму, немедленно стащил с себя грязные лохмотья и плюхнулся в бассейн. Я последовал его примеру. Мы блаженствовали, отогреваясь, но недолго. Появившиеся рабы вытащили нас из воды и стали споро натирать оливковым маслом, снимая его затем скребками вместе с грязью. После чего один из них взял бритву, смазал бороду Акима маслом и ловкими движениями стал срезать длинные волосы. Аким шипел от боли, но терпел – сам просил. Поначалу я думал, что он просто сориентировался – римляне не носили бород, но позже Аким сказал мне, что в их землях мужчины бреются. Не знаю, правда это или нет – страна его лежит в варварских пределах, а варвары, как известно, поголовно бородатые. Но в тот миг я смотрел на Акима с завистью – брить мне было нечего. Расправившись с бородой, раб предложил Акиму выщипать волосы на теле – по последней римской моде. Он даже начал выдергивать волоски, но тут Аким сказал что-то на непонятном языке. Среди резких слов мне запомнилось странное: "Мать"!.. Раб, как и я, не понял смысла сказанного, но уловил интонацию – торопливо собрал инструмент и ушел.

Из термы мы отправились в триклиний. Стол был уставлен блюдами. Рабы пытались тащить к нему ложа, но я запретил. В нашем доме не принято было возлежать за едой, даже на пирах – отец строго следовал заветам Августа. Рабы заменили ложа биселлиями. Один из них отправился за сенатором, и отец не заставил себя ждать – все мы здорово проголодались. Отец вознес благодарение богам, отплеснув из кубка немного вина на пол, мы последовали его примеру, а затем принялись за еду.

Юний прислал нам хорошего повара. Судя по всему, он осведомил его о вкусах сенатора: краснобородку в вине и прочих изысканных лакомств нам не подали, но мясо и рыба, приготовленные по-простому, были хороши – в меру посолены и приправлены травами. Вино тоже оказалось замечательным: красное, густое и без пряностей. Мы с отцом разбавляли его теплой водой, Аким от воды решительно отказался. Ел он много – было видно, что голоден, но аккуратно. Мы с отцом бросали на него любопытные взгляды. После термы, в новой одежде Аким преобразился: его красивое лицо с правильными и мужественными чертами лица приобрело благородный, даже несколько надменный вид, темные глаза смотрели строго. Было видно, что перед нами человек привыкший повелевать и не любящий возражений.

Аким по-своему истолковал эти взгляды. Когда раб в очередной раз наполнил его чашу, он встал.

– Достопочтенный сенатор! В нашей стране принято за столом произносить речи, стоя. Позволь мне сделать это!

Отец сделал приглашающий жест.

– Благодарю! Мы с тобой солдаты, сенатор, поэтому хорошо понимаем, как прихотлива военная фортуна. Плен – позор для воина, но только в том случае, если он сдался врагу добровольно, движимый страхом. Мне дважды довелось побывать в плену, но всякий раз меня захватывали безоружным, когда я не мог сопротивляться. В первый раз меня освободил друг – тот самый, на поиски которого я отправился в Иудею. Во второй раз это сделал ты – человек мне незнакомый, из другой страны. Ты мог равнодушно пройти мимо, но вступился и даровал мне свободу. Трудно найти слова, чтобы отблагодарить тебя, поэтому я скажу прямо, как надлежит воину. Я никогда не забуду твоего поступка, Луций Корнелий Назон Руф! (До сих пор не знаю, когда Аким успел узнать полное имя отца!) Я верну деньги, что ты заплатил торговцу и возмещу другие расходы! Я буду сопровождать тебя в Иудею и стану защищать в пути тебя и твоего сына, как если бы ты был моим отцом, а он – братом! Будь здоров, сенатор! Пусть даруют твои боги тебе удачу!

Аким махом осушил свою чашу и поклонился отцу. Тот кивнул в ответ и отпил из чаши. Аким шлепнулся в бисселий и улыбнулся. Я вдруг увидел, что он совсем не надменный, а простой и веселый.

– Хорошо говорил, – сказал отец, обращаясь к Акиму, – видно, что у тебя были добрые учителя. – Кто твои родители? Живы ли они?

– Живы, сенатор! Я происхожу из древнего и знатного рода, могу перечислить своих предков за три столетия. Все мужчины в нашей семье были воинами, многие водили большое войско – как ваш легион и даже больше.

– Ты много воевал?

– Нет, сенатор! Наша страна давно не воюет – соседи страшатся нас, а земель нам хватает.

– Как и Риму! – наклонил голову отец. – Но тебе, вижу, пришлось сражаться?

– Несколько стычек на границе с дикими племенами.

Отец снова кивнул.

– В прошлом году мне пришлось воевать в Иудее.

– С кем? – насторожился отец.

– Тоже с кочевниками. Мы попали к ним в плен, затем освободились и направлялись домой. Спокойно уйти нам не дали – пришлось пробиваться…

– Что вы делали в Иудее?

– Искали истину!

Отец захохотал. Он смеялся долго, вытирая глаза салфеткой. Аким терпеливо ждал.

– Ты слышал об иудейском боге, сенатор?

– Заезжий купец из евреев рассказывал. Кажется, он хотел обратить меня в свою веру. Напрасно. Как можно верить в бога, которого нет?

– Ты хочешь сказать, бог евреев не имеет земного облика?

– Купец говорил, что бог везде и во всем. Поэтому евреям запрещено делать статуи бога и даже сооружать ему жертвенники, кроме того, что есть в Иерусалиме. Разве это не странно?

– Ты слыхал от иудея о воплощении бога в человеке?

– Купец толковал о каком-то мессии…

– Разве это не удивительно – увидеть живого бога?

– Я видел.

– Какого?!

– Августа!

– Император, которого обожествил сенат?

– Да. Разве он не бог? Ему сооружены храмы, любой может придти туда и принести жертву. Даже ты!

– С твоего позволения, не стану.

– Почему?

– Вера запрещает нам приносить жертвы чужим богам.

– Как знаешь… – пожал плечами отец. – Я бы на твоем месте отблагодарил… Купец тоже отказался, когда я предложил ему. Римлянам не запрещено поклоняться чужим богам, лишь бы не забывали про своих. Как видишь, мы свободнее вас.

– Зато нам тепло на свете…

Я не стал более прислушиваться к спору отца с Акимом – скучно. Боги мало интересовали меня. По праздникам наша семья участвовала в религиозных церемониях, я послушно присутствовал – и только. С богами в Риме все просто: своевременно приноси им жертвы, не скупись на подношения понтификам – и все будет хорошо. Спорить о том, чей бог лучше, глупо. Поклонись каждому, почти его жертвой, чтоб никому не обидно – и все дела. Так поступали все вокруг…