уставившись в затылок Олега. Но полковник настойчиво таращился на меня, явно желая, чтоб я произнёс это вслух.

— Ну?– Повторил он.

— Знаю. Шар лопнет.

— Вот! — Романовский щёлкнул пальцами в воздухе. — Конечно, это утрированный пример, но зато понятный. Парень сам себя убил. Дротик на самом деле был со снотворным. Однако, этот глупец умер до того, как игла воткнулась в его шею. Шар лопнул…

— Вы использовали меня. — Я повернул голову и тоже уставился на Ликвидатора. Нагло, открыто, с вызовом. — Притащили, чтоб я отвлёк его. Умер бы он сейчас или через полчаса…большой вопрос. Даже если Вы говорите правду. А за полчаса, сами знаете, могло произойти, что угодно. Федя мог сбежать. Мог убить еще кого-то из Ваших людей. Неважно. Но Вы обманом выманили его. Я был приманкой. Так ведь? Просто отвлекающим фактором. Правильно?

— Правильно. — Романовский кивнул. Он совершенно не собирался этого скрывать. — Я не буду оправдываться, ибо не за что. И еще… Кроме того, что столь сильный всплеск психометаболизма не выдержит ни одно тело, вторым последствием, не менее важным, становится факт отмирания нейронов. От перенапряжения. И это не один миллион, не два. Это — миллиарды. Сначала псионик начинает вести себя неадекватно. Потом он превращается в фомменного психа. А вот уже после этого, он полностью сходит с ума. Повторяю… Федя… он был обречен. Независимо от того, попал бы в наши руки или нет. Но представь, что способен натворить сумасшедший подросток, полностью утративший контроль над разумом, и при этом, имеющий такую силу, как психометаболизм.

Я упрямо продолжал молчать. Снова отвернулся от Романовского, уставившись на башку Олега. Кстати, интересно… Олег ведь слышит наш разговор. Ничего полковника не смущает в данном факте?

— Антон… — Романовский устало откинулся на спинку сиденья. Он тоже больше не смотрел в мою сторону. — Сейчас я расскажу тебе кое-какие статистические данные. Они мало кому известны. Мозг обычного человека работает на двадцать пять процентов. Да, раньше, лет двести назад, наши предки, устроившие третью мировую, считали, что на десять. Потом вдруг решили, будто на все сто. И в чем-то были правы. Их мозг действительно работал на сто процентов, но лишь в пределах той части, которая была им известна. Сейчас, точно могу назвать именно двадцать пять процентов. Так вот… Смотри, какие интересные цифры я тебе говорю… При сорока процентах работоспособности мозга — обычный человек мог бы ускоренно регенерировать повреждения любых тканей организма. Первичные признаки психометаболизма. Не так ли?

При пятидесяти процентах — начали бы очень слабенько проявляться задатки других способностей. Телекинез, телепатия, сновидения из будущего, левитация. Ими нельзя было бы пользоваться, но время от времени они бы включались непроизвольно.

При шестидесяти процентах — память человека смогла бы работать на экстремальном уровне. Достаточно было бы подключить мозг к сети с помощью специальных датчиков и, фактически, началось бы скачивание информации, её распределение в сознании. Не напоминает ли тебе это психокинетику?Но вот таких промежуточных вариантов, таких промежуточных цифр нет.

Есть сразу — восемьдесят процентов. Это тот предел, который делает человека псиоником. Его способности достигают заметного уровня. Теперь человек может в полной мере использовать телекинез, или телепатию, или прогнозирование, или менять свое тело на молекулярном уровне. Он даже может управлять материями, стихиями и тем, что в прошлые времена необразованные, темные люди называли бы волшебством. То есть, псионики потому и отличаются от обычных людей. Между простым человеком с его двадцатью пятью процентами и псиоником, с его восьмидесятью, — нет переходных этапов. Но ведь восемьдесят — это не сто…

Ликвидатор замолчал. А вот я снова повернулся к полковнику, с тревогой в душе ожидая продолжения. И мне кажется, я уже понимал, каким будет это продолжение.

— Что касается человеческой эволюции, то это не что иное, как эволюция мозга, и больше ничего. Потому что во всем остальном мы сделаны никудышно. Как говорил один специалист, тоже, кстати, из прошлого:" Если бы Господь Бог поручил бы мне сделать глаза, я бы сделал их в сто раз лучше". Доктором был. Но это касается и всех остальных человеческих органов. То есть, единственное, что в нас развивается, эволюционирует– это мозг. И от восьмидесяти процентов до ста — очень маленький промежуток. А знаешь, что случиться, если процент начнет расти?

При девяноста процентах человек смог бы разрушать и собирать предметы с помощью потока элементарных частиц. Вполне вероятно, что при таком уровне загруженности мозга, энергоинформационной сути человека уже не нужно было бы физическое тело.

При ста процентах — абсолют. Идеальный чистый разум, поглощающий знания, накопленные миллиардами цивилизаций этого и других миров. Полное покорений всех материй. Полное отсутствие потребностей. Независимость от пространств и времён. Человек может стать одновременно элементарной частицей, а может целой галактикой или скоплением галактик…

— Вы хотите сказать, что псионики — это не предел? — Я чувствовал, как дрожит мой голос. И это вовсе не от восторга. Я, блин, не хочу быть ни частицей, ни галактикой! Я хочу быть просто человеком!

— Я хочу сказать, Антон, что эволюция неизбежна. Ее нельзя остановит. И сумасшествие неизбежно. Сложи эти два фактора. Весело получится.

Ликвидатор окончательно замолчал, закрыл глаза и вроде как погрузился в дрему. По крайней мере его грудь опускалась и поднималась равномерно.

— Ну, охренеть… — Тихо высказался я себе под нос. А потом чуть громче добавил. — И все равно, шарик лопнул тогда, когда он сам это решил. Ясно?

И снова о списке

— Мне кажется, у кого-то дурное настроение…– Многозначительно протянула Романовская очень, между прочим, противным голосом.

Даже не протянула, прогундосила. Ну, или оно у меня реально плохое, поэтому все раздражает. И еще, конечно, сам вопрос… Дежавю просто какое-то.

Я посмотрел на Ангелину, выискивая на ее лице признаки сарказма. Сарказма не было. Зато имелось внимательное, заинтересованное выражение и сочувствующий взгляд. Аж тошно стало, честное слово. От фальши этой. Пялится, будто мы и правда с ней друзья. Будто ей и правда есть до меня дело.

— Это прикол такой? — Спросил я девчонку. — Мы снова едем в школу, ты снова задаешь вопрос про настроение. Это взаимосвязанные процессы? У тебя какой-то ассоциативный ряд выстраивается по дороге к школе? Что-то рождает необходимость спрашивать о моем настроении? Светофоры? Пешеходы? Что именно?

— Очень смешно! Вообще-то, я не виновата, что каждый раз предстоящая учёба вызывает у тебя эту кислую физиономию. И я не виновата, что ты на самом деле второй день подряд сидишь с таким лицом, будто тебе противно находиться рядом. Спросила искренне. Хотела узнать, что случилось. Не хочешь говорить? Да на здоровье! Нашелся, тоже мне, Цаца!

Романовская фыркнула и пожала плечом, попутно подрезав какого-то умника, собирающегося ее обогнать.

— Куда торопишься, козел⁈ — Крикнула она в окно, хотя бедолага уже не пытался выскочить вперед, — Видишь, кто тут едет⁈ Никакого уважения на дороге…

— Ага…– Я оглянулся. Судя по тому, как водила, оставшийся позади, открывал рот, интенсивно, со злым лицом, Лину сейчас материли особенно изысканным образом. — Ты-то сама — сплошная культура и правильное вождение.

— Молчал бы. Кое у кого вообще нет доступа к вождению…Вот обижусь, будешь пешком ходить. Или на метро ездить. Тоже, как вариант. Тем более, у тебя вон, целая сумка денег. Ах… Черт… — Романовская скривилась, затем надула капризно губы, изображая показное сочувствие. — Денег больше нет…Их забрали в первый же день. Ну, значит, тогда пешком. Это, говорят, даже полезно.

— Очень сомневаюсь, что папочка тебе разрешит такое. Меня нельзя оставлять без присмотра. — Я намеренно проигнорировал ее замечание о деньгах, чтоб не доставлять девчонке удовольствие своей реакцией. Она ведь именно этого добивается.

Хотя, между прочим, данный вопрос меня тоже волновал. Сумку, которую притащил с собой, действительно забрали. Естественно, вместе с содержимым. По факту, я сейчас — все тот же нищеброд, но только живу в дорогом доме, ношу дорогую одежду. А в кармане — нет ни шиша. Вот так захочу пить, воды хрен куплю в уличном автомате. Про остальное даже не заикаюсь. Надо обсудить этот вопрос с Романовским.

Девчонка, надувшись, замолчала. Слова о Ликвидаторе ей не понравились. Хватило ее, как обычно, ненадолго.

— Так что с настроением? — Снова