— Слушай, последний раз показываю: кошка ходит вот так, — один из них плавно изобразил в воздухе руками, как именно ходит кошка, — а Ренар — вот так!

А ведь может статься, подумал Джо, мы — последнее поколение, которое зовёт лиса Ренаром*. Для наших детей лис — просто лис.

Все, кто собрался под вечер за столами, до этого целый день ухаживали за лошадьми, свиньями и овцами, да ещё и делали прорву работы по дому, о которой городские и не слышали. Они вставляли в речь скрипучие местные словечки и знали наперечёт всех певчих птиц в долинах, всех змей и всех лис и где они живут и все уголки в окрестностях, куда барон и его люди обчно не заглядывают, — словом, знали много такого, о чём и не подозревали учёные в своих университетах. Прежде чем заговорить, здешние посетители обычно подолгу размышляли, а уж когда говорили, то говорили не спеша, за время паузы мир приходил в порядок, и так оно и продолжалось до тех пор, пока не прибегал мальчишка передать, что если мужчины не поторопятся, то их ужин совсем остынет.

И тут вдруг Дик Хватли, тучный тип с жидкой порослью на подбородке, которую по местным меркам и бородой-то назвать было стыдно, гаркнул:

— Что-то эль нынче жидкий, как сироткина моча!

— Ты как моё пиво назвал? — возмутился Джон Кинзли, убирая пустые кружки со столов. — Отличное пиво, я только сегодня утром новый бочонок открыл.

— Эй, я ж не сказал, что мне не нравится! — заявил Дик Хватли.

Все посмеялись, хотя и не слишком долго, поскольку многие помнили случай, когда старый жадина Ласки, уверовав в целительную силу натуральных средств, попросил свою дочь набрать ему немного мочи, чтоб полечить его больную ногу. Мейзи — милая девушка, не обременённая избытком ума, — поняла старика неправильно и поднесла ему кружку весьма сомнительно пахнущего напитка. Что интересно, нога у него таки прошла.

Тем не менее Дику Хватли налили другую кружку, из нового бочонка, и Дик остался доволен. Джон Кинзли удивился. Но не слишком. Для старого приятеля лишней кружки не жалко.

Хозяин пивной уселся за стол вместе с гостями и обратился к Джо Болену:

— Ну, как тебе новый барон-то?

Джо Болен был фермером-арендатором, и в его отношениях с землевладельцем не было ничего особенного. Земля принадлежала барону. Это было всем известно. Барону же принадлежали и фермы поблизости. Фермеры возделывали землю и платили ему за это четырежды в год. Если бы барон захотел, он мог бы забрать ферму себе, вышвырнув фермера с женой и детьми на улицу. В прошлом многие бароны любили показать свою власть, сжигая дома и оставляя семьи без крова. Иногда они поступали так просто по прихоти, но чаще — чтобы дать понять, кто здесь главный. Вскоре, однако, бароны стали умнее. Власть ничего не значит, если по осени амбары пусты, а на склонах холмов не пасутся запасы баранины для воскресных обедов.

Роланд, нынешний молодой барон, поначалу проявил себя не слишком хорошо. Этому, надо сказать, в немалой степени способствовала его новообретённая тёща, которая была герцогиней и хотела, чтобы все о её герцогиньстве знали. Но вскоре он поумнел достаточно, чтобы признать, что в фермерстве он пока не очень понимает, а потому лучше предоставить арендаторам вести хозяйство и распоряжаться работниками, как они считают нужным. С тех пор дела пошли веселее.

Роланду также хватало ума время от времени беседовать с Джо Боленом, как это прежде делал его отец.

И Джо по доброте душевной рассказывал ему о том, что частенько упускали из виду баронский управляющий и сборщики ренты — к примеру, о старой вдове, которая едва сводит концы с концами, или о женщине, мужа которой затоптал норовистый бык, оставив её одну справляться с хозяйством и кормить детей. Джо намекал, что неплохо было бы, чтобы барон проявил добросердечность и помог бедолагам. И, надо отдать ему должное, Роланд следовал его советам, хотя и на свой лад: вдова вдруг узнавала, что, оказывается, умудрилась заплатить ренту вперёд, так что ей ещё какое-то время не нужно об этом беспокоиться, а у ворот скромного хозяйства молодой мамаши объявлялся паренёк из господской усадьбы, желающий научиться фермерствовать.

— Рановато ещё судить, — произнёс Джо Болен с той серьёзностью, какую может позволить себе только человек, сидящий во главе стола каждую субботу. — Но по совести сказать, справляется он недурно. Учится на ходу, по всему видать.

— Хорошо, если так, — вступил в разговор Томас Травоу. — Похоже, пойдёт по стопам своего старика.

— Тогда будем считать, нам повезло. Старый барон был хороший человек — суровый, конечно, зато что к чему — понимал.

Джон Кинзли улыбнулся:

— А жёнушка-то нынешнего, баронесса наша, многому научилась, хоть никто её и не учил, заметили? Вместо того чтобы в замке сиднем сидеть, ходит, с людьми говорит и носа не задирает. Моей жене она нравится, — добавил он с глубокомысленным видом.

Хорошо, когда жена одобряет происходящее. Значит, дома царят мир и покой — а усталому мужу только того и надо.

— Я слышал, баронесса всегда заезжает поздравить, когда у кого детишки родятся, — добавил хозяин пивной.

— Кстати, у нас скоро пополнение ожидается, — вставил Роберт Пузоу.

Кто-то засмеялся и сказал:

— Ну так поставь всем пива, как положено!

— Ты бы, раз такое дело, перемолвился словечком с дочкой Джо, — посоветовал Томас. — Лучше Тиффани никто при родах не поможет.

После очередной кружки он добавил:

— Вот только вчера видел, как она мимо пролетала. Я прям горжусь, честное слово, что она наша, с холмов. А уж ты-то, Джо, небось как ею гордишься!

Конечно, все они знали Тиффани Болен, притом ещё с тех пор, когда она была маленькой и играла с их собственными ребятишками. На Меловых холмах не слишком-то любили ведьм, но Тиффани была их ведьмой. И ведьмой умелой. Кроме того, она выросла на Меловых холмах, знала толк в овцах, и все они видели, как она малышкой бегала в одной рубашонке. Так что всё было в порядке.

Отец Тиффани попытался улыбнуться, наклонился и поделился свиной поджаркой со своим псом:

— Держи, Ловкач.

Потом поднял глаза на приятелей:

— Конечно, жена была бы рада, если бы Тиффани почаще бывала дома, но она жуть как гордится дочкой, только о ней и говорит. Вот и я тоже. — Он взглянул на хозяина пивной. — Джон, когда будет время, принеси-ка мне ещё кружечку.

— Конечно, Джо. — Джон сходил в бар и вернулся с кружкой пенистого пива.

Когда кружку передали по назначению, Джо сказал:

— Я вот всё думаю: уж больно много времени она нынче проводит в Ланкре.

— Жаль будет, если она насовсем туда переберётся, — заметил Дик.

И все подумали об одном и том же, но никто ничего не сказал. Неправильно было бы говорить такое Джо Болену, да ещё и в субботу.

Джо запомнил слова Дика, чтобы подумать над ними позже.