задний проход». Про Хакамаду сказал — «блоха на аркане». Вопросов особо не помню, даже не помню, что сама спросила — ну, похоже, как обычно, что-то умное про экономику: мне тогда казалось, что прилично задавать умные и сложные вопросы, а не простые и прямые. Мне тогда Познер очень понравился, он задавал правильные вопросы про цензуру и свободу слова, но Путин его несколько раз осадил, и один раз прямо как-то жёстко. Я никогда Познера особо не любила, а тут вдруг прониклась. Он же не под запись всё это делал, ни перед кем не выпендривался, он же не знал, что я про это спустя почти двадцать лет вспомню.

Мишка уже был скучный, особо не блистал. Кормили неплохо, но тоже скучновато — помнится, на горячее была чёрная треска, как и во всех модных заведениях в тогдашней Москве. Но приготовлена так себе. Поразили две вещи сильно. И обе во время кофе. К кофе я уже махнула на всё рукой и решила махнуть заодно коньячку. Сзади подошёл рослый официант и спросил, какого мне — ну откуда я знаю, спросила, какой есть. Он твёрдо ответил: «Есть хороший коньяк Хо». Так и сказал — «Хо», не «Икс-О». Я не стала спорить с товарищем майором и согласилась на «хо». Потом долго думала, как же ему, наверное, противно было всё это делать. А может и нет, тогда ещё любопытнее.

И примерно тогда же — или за минуту до этого, не зря же я попросила коньячку — Путин сказал, что хочет представить нам великого человека. Того, кто приготовил нам этот волшебный ужин. Из-за двери появился сияющий ресторатор Аркадий Новиков, которого я хорошо помнила по старым-престарым заметкам под рубрикой «ресторанная критика» в только начинающейся газете «Коммерсантъ». Когда-то там про него (начинающего тоже) увлекательно писали: как, например, однажды он подавал гостям необыкновенную «эротическую» версию салата оливье с торчащей посередине порции варёной морковкой и называл это салатом «Байконур», а также какой-то необычайный десерт в белой пене с изысканным наименованием «Нептун кончил». Тогда это казалось смелым и свежим. Как молоды мы были и как отчаянно глупы. Впрочем, так я запомнила это имя, а потом уже у Новикова образовались рестораны по всей Москве. И всё же такой рекламы, как тогда в Ново-Огарёво, я представить себе не могла и в страшном сне.

В общем, в зал зашёл тот самый «нептун-кончил» Аркадий Новиков, Путин встал, пожал ему руку и произнёс что-то вроде «Покупайте наших слонов», как в мультике про следствие, которые ведут Колобки. Я тогда надолго лишилась дара речи и к Новикову старалась не ходить, хотя в следующие лет десять в Москве сделать это было очень трудно — кругом был Новиков.

С Мишкой мы общались всё меньше, наши взгляды на происходящее расходились всё сильнее. Но вот что интересно: Мишка оставался хорошим человеком. Он помогал старым друзьям и их семьям, устраивал больницы, лечения, лекарства и врачей, устраивал на работу оставшихся без кормильца и не спрашивал, кто и что именно думает о Путине.

И когда моего тогдашнего мужа Алексея Козлова ни за что ни про что посадили в тюрьму — мы очень плохо потом расстались, но это неважно: плохие воспоминания не делают человека виновным в том, чего он не совершал, — Мишка предложил мне свою помощь. Сделать что-либо было невозможно, заказ был серьёзный, никому не по зубам, но Мишка попытался. Или, во всяком случае, предложил.

А потом мы с ним окончательно разошлись.

Дело было в разгромном 2013 году. Протесты 2011–2012 годов, в которых я была по уши, захлебнулись в реакции, в разгаре было «болотное дело», впереди были «вежливые человечки» и аннексия Крыма. И тут объявляют о том, что Шойгу заложил в деревне Челобитьево под Москвой первый камень на специальном мемориальном кладбище. С этим кладбищем, надо сказать, произошла большая история — его ещё в 1953 году собирались под Сталина и Ко открыть, но потом не до того стало. Вспомнили про идею в 2000 году и решили хоронить там героев чеченской кампании (видимо, Второй чеченской). Но потом с Кадыровым неудобно вышло: Кадыров-старший времён Первой чеченской как-то совсем не на стороне федералов был, прямо скажем.

И как раз под открытие возобновились разговоры о перезахоронении Ленина. А я в этом вопросе стою на твёрдых позициях: не надо трогать Ленина. Ну или не сейчас. Мне кажется символичным, что нынешняя власть, как и предыдущие все, стоит на Мавзолее при парадах. Это её фундамент. Каким он был, таким он и остался. Во-вторых, я считаю, что и сам Ильич недостаточно ещё помучился. Ведь такой загробной жизни, как у него, врагу лютому не пожелаешь. В-третьих, я очень хорошо помню, какое всё это на меня произвело впечатление в детстве, когда меня повели смотреть на Ленина, и я — лет шесть мне было — увидела вот это всё. И навсегда полюбила хоррор во всех его проявлениях: люди тянутся к страшным сказкам, нам это полезно. Ну и к тому же Ильича вряд ли станут перезахоранивать в одиночку, наверняка выгребут весь кремлёвский пантеон, а некоторые могилы я бы не хотела трогать — например, Юрия Гагарина.

А потом же — как всегда — никто же никого не спрашивает.

В общем, я написала неосторожный и эмоциональный пост про это. Главная ошибка была в том, что опубликовала я его в Фейсбуке, который у меня тогда был привязан к Твиттеру. А в Твиттере, как известно, только первые строчки видны, дальше надо в ФБ переходить. И получилось крайне неудачно.

Вот пост целиком — и представьте, что в Твиттере только первые две строчки. Ровно до слов «домашних животных».

«Челобитьево — отличное место, и название подходящее. Шойгу заложил первый камень кладбища домашних животных (зачёркнуто) — то есть объектов захоронения, чьего волеизъявления спрашивать не надо. Только у домашних животных не спрашивают их мнения и соображений родственников, в том числе о месте последнего покоя. Судя по сообщениям СМИ и полного названия всего кладбищенского комплекса, в Челобитьево перенесут нынешний погост у Кремлёвской стены.

В постановлении правительства о кладбище сказано, что оно в том числе для президентов СССР. Президент СССР был ровно один, его звали Михаил Горбачёв, и я имею честь состоять с ним в Наблюдательном совете «Новой газеты». Я