А потом, откуда ни возьмись, у дальней, затененной стены появились два птенца. Они ковыляли там, кругленькие, упитанные, совсем еще не оперившиеся. И тихонько попискивали. Такие хрупкие и такие прекрасные создания! Совы снова отправились на охоту. Мы еще немного посидели. Дождались возвращения сов, посмотрели, как эти хищники кормят птенцов мясом каких-то мелких животных.

Птенцы уплетали за обе щеки.

Маленькие кровожадины! — сказал я.

— Ага! Маленькие прекрасные кровожадины.

Мы улыбнулись им и друг другу и собрались уже было тихонько уйти, когда вернулись совы.

Они опустились совсем близко и положили что-то на пол — для нас. Оказалось: задушенная мышь и птенец какой-то птицы. По взъерошенной серой шерстке и крошечным перышкам до сих пор текла кровь. Совы тут же улетели, ухая в густой ночи.

— Кровожадины, — прошептал я.

— Убийцы, — отозвалась Мина. — Ничего себе подарочек!

— Думают, мы на них похожи, — сказал я.

— Может, и так, — вздохнула Мина.

Мы забрали дохлую мышь и птенца и вышли на цыпочках, шепнув совятам:

— Пока, малыши!

Выбравшись на улицу, мы закопали совиные трофеи в глубине сада. А потом, задрав головы, глянули на чердачные окна и увидели, как, залитые лунным светом, туда влетают совы, зажав в крючковатых клювах новую порцию еды для своего потомства.

— Скоро сюда придут рабочие, — сказала Мина. — Но я не пущу их наверх, пока птенцы не покинут чердак.

А к нам рабочие пришли уже в субботу — разбирать гараж. Их было трое: старик в кепочке, мистер Батли, и двое его сыновей, Ник и Гас. Они с размаху вдарили по стенам. Постройка дрогнула, зашаталась. Крыша просела с жалобным скрипом. Потом они поколупали кирпичи у основания стен, и они мгновенно рассыпались в труху. Рабочие отодрали доски, которыми папа забил вход, и заглянули внутрь.

Мистер Батли стянул с головы кепку и почесал лысину.

— Ни за какие деньги не рискну туда сунуться, — сказал он.

Но призадумался. Потом пожал плечами, пожевал губами и посмотрел на папу.

— Сами небось знаете, что я сказать хочу?

— Думаю, да, — кивнул папа.

— Тут дорога одна. Снести и построить заново.

Папа взглянул на меня.

— А ты как считаешь?

— Не знаю. — Я пожал плечами.

— Тут выбирать не приходится, — настаивал мистер Батли. — Либо сносить, либо ждать, когда само упадет.

Папа засмеялся.

— Тогда за работу, — сказал он. — Вытащите все, что есть внутри, и сносите.

Рабочие подперли крышу стальными сваями, чтоб не обвалилась ненароком, пока они будут копошиться внутри. Потом они вытащили наружу весь хлам и сбросили на траву, возле толчка старика Эрни. Чего тут только не было: древние комоды, расколотые раковины, мешки с цементом, сломанные двери, потертые шезлонги, полусгнившие ковры, веревки, шланги, газеты и журналы, рулоны кабеля, пакеты с гвоздями. Рабочие выносили все на улицу, а мы с папой изучали это богатство. И приговаривали:

— А вот это наверняка пригодится.

А потом, рассмотрев предмет тщательнее, вздыхали:

— Нет, не пригодится, все пойдет на помойку.

Приехал грузовик и выгрузил возле задней калитки специальный контейнер для мусора. Туда-то мы и перетаскали весь хлам. Когда гараж наконец опустел, мы стояли рядом, пили чай и даже не стряхивали с себя дохлых жуков, пауков, кирпичную и бетонную пыль.

Я подошел к двери, заглянул в пустоту.

— Майкл! — окликнул папа.

— Что? Не бойся, знаю, что туда нельзя.

Он рассказал рабочим, как неудержимо тянуло меня в гараж, когда мы только переехали.

— Вот и мои были такие же неугомонные, — закивал мистер Батли. — Им только покажи самое что ни на есть темное и опасное место, потом клещами оттуда не вытянешь.

А я все смотрел в пустоту. Мусор, пыль, черенки да в дальнем углу пара подносиков из-под китайской еды, несколько бутылок из-под темного пива, кучка перьев и комочки: шерсть-кожа-кости. Я вздохнул и прошептал:

— До свидания, Скеллиг.

Сзади подошел папа с рабочими.

— Видите, — произнес мистер Батли. — Похоже, у вас тут бродяга ночевать повадился. Ну так ему повезло, что не придавило и башка цела осталась.

Мы допили чай.

— Что ж, парни, — сказал мистер Батли, потирая руки. — Пришло время кое-что порушить.

Вся процедура заняла пару часов. Мы с папой стояли па кухне и смотрели в окно как они управляются с рычагами, молотами и пилами. Мы до боли закусывали губу и качали головами каждый раз, когда кусок стены или крыши с грохотом обваливался, поднимая клубы пыли. Вскоре от гаража осталась только груда кирпичей и деревяшек.

— Ловко, черт побери! — воскликнул папа.

— Теперь у нас получится большой сад, и малышка будет играть на приволье, — сказал я.

Он кивнул и принялся с жаром описывать, какую он разобьет лужайку, какой выроет пруд и какие посадит кусты, чтобы птицы вили там свои гнезда.

— Вот так! — торжествующе закончил он. — Устроим тут маленький семейный рай!

Гас и Ник стояли, уперев руки в боки, и любовались на свою работу. Белый от бетонной пыли, мистер Батли гордо показал нам два больших пальца, и мы вынесли рабочим еще чая.

— Эх, ломать не строить, — с чувством сказал мистер Батли.

— Точно, — поддакнул Гас. — Нет большего кайфа, чем снести все под корень.

Домой ее привезли в воскресенье. День выдался ясный, теплый. Наконец по-настоящему весенний. Папа отправился за ними на машине, а я остался додраивать кухню. Завернул в газету подносик от вчерашнего китайского ужина, выбросил в мусорный бак. Поставил для мамы чайник. Приготовил для папы банку пива и стакан.

Потом я поднялся наверх и сунул малышке под матрас перышко — то самое. И улыбнулся. Я точно знал: теперь ей будут сниться только добрые сны.

Я ждал и глядел в окно — на пустое место, что оставили после себя мистер Батли и его сыновья. Они даже бетонный пол выломали. И возвели деревянный забор там, где раньше забором служила задняя стена сарая. Я представил на этом месте сад и засадил его кустами, цветами и травой. Все это будет, скоро будет — вместо пустоши и диких зарослей.

Тут послышался скрип тормозов. И меня вдруг заколотило. Я не мог двинуться с места. Тогда я заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, вспомнил Скеллига и пошел открывать дверь. На пороге стояли папа с девочкой на руках и сияющая от счастья мама.