Иэясу был против ненужного вмешательства в дела духовенства. В период его правления буддизм в некоторой степени сохранил импульс к возрождению и заслужил признательность за руководящую роль в борьбе против христианства. Он обладал почти полной монополией в сфере образования и, подобно католической церкви в то время, способствовал развитию искусства. В одном Киото насчитывалось почти 50 тысяч священнослужителей. Пожертвования были значительными — хотя менее 5 % национального богатства. Несколько монастырей оказались жестокими и суровыми землевладельцами[119], но чаще священники служили посредниками между крестьянами и феодалами, осуществлявшими насильственные поборы и вымогательство.

Влияние синтоизма падало по мере ослабления почитания императора. Конфуцианство, несмотря на его зарубежные связи, стало почти официальным учением. Многие статьи в «Наследовании», составленном Иэясу, взяты из философии Конфуция. Действительно, в системе Токугава была имплицитной концепция фиксированных, постоянных социальных слоев при благосклонном правлении, подкреплявшимся добровольной покорностью. Иэясу, который искусно подорвал власть вассалов Хидэёси, твердо решил, что его собственный род не должен потерять власть из-за отсутствия лояльности. Первые три сёгуна серьезно поддерживали Хаяси Радзана, представителя конфуцианской школы Чжу Си, в учении которого высшей ценностью считалось повиновение. Доскональное знание этого учения являлось условием для получения должности в административном аппарате и требовалось, наравне с военными навыками, при подготовке молодых самураев к службе в качестве гвардейских офицеров.

Однако сильное сопротивление оказывалось распространению школы конфуцианства, известной как оёмэй[120] (китайский философ Ван Ян-мин, основоположник неокунфуцианской школы синь сюэ — «учение о сердце», был известен в Японии как Оёмэй. — Пер.). Эта школа делала акцент на интуитивной этике, или действиях «ради них самих». Такое учение, по мнению цензоров, граничило с анархией, и его сторонников обвиняли в неортодоксальной мысли и открытом неповиновении.

Признано, что если бы не был опущен занавес изоляции, Япония могла бы не отстать в развитии от Запада. Однако правление Токугава не было периодом стагнации. Сахар, табак, апельсины и сладкий и ирландский картофель были ввезены в страну. Дополнительное снабжение продовольствием позволило обеспечить питанием население, численность которого превышала численность населения современной Англии. За два века производство шелка возросло в восемь раз. Порох стал использоваться в горных работах, и каменный уголь после 1700 г. применялся в большом количестве для выпаривания соляного раствора с целью получения соли. Нефтяные скважины были выкопаны в Этиго за тридцать лет до того, как полковник Дрейк получил первый нефтяной фонтан в Пенсильвании в 1859 г. Голландские насосы значительно улучшили ирригационные системы, и Япония достигла крупной инженерной победы с введением в строй токийского акведука в 1654 г.

Архитектурные сооружения на Дальнем Востоке редко превосходили по великолепию мавзолеи Никко и парка Сиба. Причудливые и яркие, а не выдержанные в классическом духе, они сравнимы с бурбонскими дворцами в Версале того времени. Также улучшались жилые здания: если до Токугава крыши были покрыты соломой и тростником, то к концу этого периода они были уже покрыты черепицей и выглядели красивее, и были гораздо более прочными и пожароустойчивыми.

Существовали понятные, четко изложенные кодификации законов. Экономисты много писали о природе денег, торговле и проблемах труда. Постоянно ставились эксперименты в области контроля над ценами и производством, хотя они не были успешнее экспериментов Ван Аньши в Китае или на Западе сегодня. На рисовых биржах Осаки и Эдо можно было осуществлять «фьючерсные» продажи, и эти биржи очень походили на пшеничные биржи Чикаго и Ливерпуля.

Сёгуны построили крупнейшую столицу в мире. Они поощряли такие утонченные церемонии среди дворянства, как чаепитие и составление букетов цветов. Влияние поэзии сказывалось на всех классах. Больше всего японцы восторгались такой формой поэзии, как лаконичная, состоящая из семнадцати слогов хокку, почти совершенное средство для составления эпиграммы и краткого описания момента. Хокку Басо занимают видное место в мировой литературе. Веселье горожан, самураев и куртизанок в ярком «бренном мире»[121] Эдо отображено на деревянных гравюрах современников — Утамаро, Моронобу и полотнах художников эпохи Гэнроку дзидай (период 1688–1704 гг., по наименованию царствования императора Хигасиямы. — Пер.). Еще более знаменитыми являются гравюры Хокусая и Хиросиге, творивших в последние десятилетия сёгуната, включая всемирно известные «Пятьдесят три станции Токайдо» и «Виды Фудзи». Возможно, ни одно общество «допромышленной эпохи» не было сохранено в такой яркой форме, как это сделали художники Японии Токугава. Написание работ по истории было затруднено некритическим восхвалением принципа двойного правления и запретом на обсуждение событий после 1600 г. Однако были довольно существенные работы по более ранним периодам. Первая государственная школа была основана в 1666 г., хотя школьное образование для широких масс никогда не существовало. Ведущий университет в Эдо оставался бастионом строгого конфуцианского учения. Однако знания никоим образом не ограничивались китайской классикой: была опубликована масса западных работ, с которыми японцы ознакомились через голландцев.

Голландцы ознакомили японцев с тропическими лекарственными растениями и обеспечили их научными работами по ботанике. Опираясь на голландскую литературу по анатомии, японцы первыми на Дальнем Востоке произвели вскрытие трупов и соответствующие исследования. К 1840 г. несколько врачей делали вакцинации против оспы и хирургические операции. Японским студентам преподавали оптику, электричество и химию. Наконец, в 1771 г. был опубликован обширный трактат по голландским исследованиям — Рангаку котохадзимэ.[122] История Европы стала известна к 1860 г. На картах указывались долгота и широта, и небесный глобус в Эдо демонстрировал ньютоновскую космогонию. Художники экспериментировали с масляной живописью в голландской манере. В библиотеке сёгуна находились западные журналы и модели машин. Таким образом, японские ученые смогли во время своего первого визита на борт идентифицировать почти каждую часть кораблей Перри.