— Не могу понять, — поставила сумки на рельсы Ирина, смотри, это же наш поезд.

— Такого быть не может, — отмахнулась Таня. — И откуда взялся четырнадцатый вагон? Три последних с больными и мертвыми должны были отцепить.

— Читай! Хабаровск — Челябинск. Это наш поезд. И идет он по последнему пути.

Женщины схватили сумки и побежали, последний вагон ушел у них из-под носа.

— Я видела в окне Луку Иваныча! — крикнула Таня.

— Бог ты мой! Там же мои дети! — растерянно крикнула Ирина.

— Мы их догоним!

— Как? На велосипеде?

— Ясно, что не на поезде. А хоть бы и на велосипеде! — уверенно заявила Таня.

Подруги подхватили сумки и побежали к вокзальной площади.

Муратов с блаженным видом стоял в коридоре и смотрел в окно, наблюдая за проплывающим мимо городом. Поезд медленно набирал скорость.

— Извиняюсь, гражданин, как вы попали в этот вагон? Вася оглянулся и увидел проводника.

— Очень просто, папаша. Гуляю! Или ты мне запретишь?

— Гулять запрещено. Из купе выходить нельзя, двери между вагонами заперты, как вы могли пройти?

— По крышам, разумеется. Ты чего, дед, белены объелся?

— Вы не с нашего поезда. Так?

— Да что ты ко мне пристал, пиявка!

— В поезде карантин. У меня есть свободное купе, я вам его открою, будете сидеть, пока не придет начальник.

— Договорились, открывай. Я едва держусь на ногах. Подушка там есть?

— Там все есть.

Едва проводник открыл дверь купе, Муратов впихнул его внутрь, отнял ключ и достал наган.

— Тебе жить надоело, старый хрыч? Проводник не испугался.

— Убери пушку, я не такие видел. Щенок ты глупый! Поезд везет больных, общение запрещено. Зараза. Четырнадцать человек уже умерло.

— Мне нужно доехать до Черной Балки, папаша.

— Мы на объездную ветку не вернемся, прямиком в Омск. Но тебе повезло, на переезде будет остановка. Там шоссе. Если идти на север, можно выйти к Черной Балке. Верст семьдесят по прямой. Поезда там уже не ходят, снесло плотину, а она — мост.

— А мне мост не нужен.

— Камск и Черная Балка теперь военные объекты, чекисты понаехали со всех областей. Там мышь не проскользнет, диверсантов ищут.

— Плотину взорвали?

— Ходят такие слухи. Дело хозяйское, можешь идти, на переезде я тебя высажу. В поезде оставаться нельзя, все пассажиры переписаны пофамильно. На переезде нас ждут врачи, осматривать будут всех по спискам.

— Плевать. Меня, папаша, никакая зараза не берет, я и так прокаженный. Ладно. Посплю пока, а у переезда меня разбуди. И забудь о своем начальнике. Моих проблем он не решит, а своих нажить может, если у него их мало.

— Ключ верни.

— Найди себе другой. Этот мне пригодится. Проводник настаивать не стал.

Поезд на полных парах шел на юго-запад, к Новосибирску.

Вторую ночь подряд Кистень рисковал своей шкурой. Прошлой ночью ему удалось доползти до центра Белого города и взобраться на постамент, на котором стоял золотой павлин, восьмое чудо света. Такое мог сотворить только гений. Кострулеву пришлось встать в полный рост, чтобы дотянуться до брюха птицы. Фонарь зажигать было нельзя, Петя работал на ощупь, что для высококлассного взломщика вполне нормально. Семьдесят процентов сейфов он вскрыл в полной темноте, пальцы ему служили не только инструментом, но и вместо глаз. Нащупав люк в золотом оперении и замок, понял — ничего сложного. Конечно, люк можно открыть при помощи обычной фомки, золото — металл мягкий, но зачем ломать чужую святыню, обидятся.

Кострулев пополз назад. У опушки его ждали Леший и Трюкач с карабинами в руках.

— Ну что, Петя? — спросил Улдис.

— Отмычку я сегодня сделаю, не проблема. Никаких постов я не видел. Живут ребята, ничего не опасаясь, дрыхнут без задних ног. Могу лишь сказать, что павлин состоит из пластин, его можно разобрать и собрать.

— На тот случай, если им придется уходить из этих мест, — сделал вывод Родион Чалый. — Езидов всегда притесняли и гоняли, как говорит князь. Они вечные странники.

— Только не эти, — не согласился Улдис. — Тут два поколения выросло. Последнюю войну с Белой гвардией они выиграли тридцать лет назад. А пластины тут ни при чем. Ясное дело, такую махину отлить нельзя, не колокол. Ладно, пора возвращаться. Завтра ответственный день — или пан, или пропал.

И вот наступила следующая ночь. На этот раз к центру города ползли трое. Петя Кострулев прокладывал путь, за ним полз подслеповатый князь Пенжинский, замыкал Трюкач.

Отряд разбился на четыре группы и ждал сигнала на опушках у подступа к городу. С востока Лиза и Важняк, с юга Пилот и бывший матрос «Восхода» Георгий, которого теперь все называли Жорой. С запада Дейкин и Огонек, с севера Улдис и Рина. Варя была в лагере с молодой езидкой, девушку боялись оставлять одну.

Никто не знал, как сложатся обстоятельства, готовились к худшему. Если завяжется бой, все они погибнут. Каждая пара распределилась таким образом: один сидит на дереве с биноклем и наблюдает за площадью, второй ждет команды внизу у запала. По семь трубок большого диаметра смотрели в небо, в каждой находился заряд, вот только никто не знал о результатах эксперимента. Испытаний не проводили, оставалось только верить в себя и свой талант, русское «авось» — черта неистребимая.

Пенжинский и Чалый остались лежать на земле, Кострулев поднялся на постамент и встал в полный рост. Ему понадобилось меньше минуты, чтобы вскрыть люк. Он приподнял его и откинул крышку. Из люка падал слабый свет, и это неудивительно. Ночью глаза павлина горели, как у дьявола, и о подсветке Петр догадался еще вчера. Ухватившись за края, подтянувшись, залез в люк. Очутившись в огромной яйцеобразной комнате, тут же закрыл его. В комнате горело несколько масляных светильников, в центре находился огромный механизм, очень похожий на часовой: маятник, бесчисленное количество колес со шпинделями, пружины и огромный гонг, перед которым висел молот, обтянутый фетром. «И не такие уж они дикари», — подумал Кострулев. Он стоял в полный рост и видел трубу, уходящую вверх. Это была шея павлина, она тоже освещалась. В горло могло пролезть четыре человека, но к вершине оно сужалось, и на уровне павлиньих глаз мог поместиться только один человек. Петр обожал технику. Любопытство взяло вверх, и он поднялся к клюву павлина по специальным выступам.

Время шло. Князь лежал в пыли на поляне и обливался потом. Капельки падали на очки, и ему приходилось их все время протирать. Земля холодная, лето позади, а Кистень сигнала не подавал.

— Может быть, он угодил в ловушку? — шепотом спросил Чалый.