Лидия довольно быстро почувствовала, как трудно сидеть совсем не шевелясь. Время тянулось страшно медленно, ноги и шея затекли. Наконец Леонардо объявил перерыв. Лидия тут же подскочила к мольберту, чтобы посмотреть на полотно. Особой перемены видно не было, но все-таки! Подумать только!

– Можно ли теперь сказать, что картина хотя бы немножко писана с меня? – застенчиво спросила она.

– Конечно, – добродушно кивнул художник. – Здесь точно есть выражение твоих глаз.

– Ничего себе! – выдохнула Лидия. – Я попала на самое знаменитое полотно в мире!

– Ну, не стоит преувеличивать… – усмехнулся Леонардо, но было заметно, что ему приятно. – Она даже еще не дописана.

Тут вернулась Мона Лиза. Усевшись в свое кресло, она попросила прощения за долгое отсутствие и сослалась на нездоровье. Лидия заметила, что она успела подправить макияж и надушилась – вся комната благоухала розовой водой. Но не успел художник взять кисть, как в залу вошла служанка и объявила, что синьора Леонардо разыскивает какой-то господин. Вздохнув, Леонардо вышел из залы, после чего из прихожей донеслись рассерженные голоса. Вернулся художник с мрачным видом.

– На сегодня придется закончить, – сказал он. – Приехали из Милана насчет «Мадонны в скалах». Что делать – не знаю! Не дают спокойно работать!

– Продолжим завтра, господин Леонардо? – спросила Мона Лиза.

– Нет, завтра мне надо работать над эскизами «Битвы при Ангиари», а потом у меня встреча с герцогом, я должен показать ему чертежи новой пушки, – перечислял Леонардо.

– Вы, кажется, испытываете большой стресс, – сказала Лидия.

– Что это означает?

– Это когда все время спешишь и многое надо успеть, а времени мало, – пояснила Лидия. – Надо беречь себя, а не то может наступить выгорание.

– Выгорание! – воскликнул Леонардо. – Я и вправду на грани выгорания! Надо написать об этом, но не сейчас, слишком много всего надо успеть. Не понимаю, где взять время на размышления!

С этими словами он покинул комнату, даже не попрощавшись. Про Лидию он словно забыл.

– «Мадонну в скалах» он должен был завершить двадцать с лишним лет назад, – сказала Мона Лиза. – И так со всеми его делами. У него, кажется, рана на лбу?

– Это он упал вместе со своим летательным аппаратом, – сообщила Лидия.

– Ох уж эти его безумные изобретения… – вздохнула Мона Лиза.

– Есть ли вообще что-нибудь, чего он не умеет и не знает? – подумала Лидия вслух.

– Нет, – ответила Мона Лиза. – Леонардо знает и умеет абсолютно все. И долго сердиться на него невозможно, он просто излучает воодушевление!

Она умолкла, услышав, как кто-то шагает по лестнице, – это возвращался Леонардо. Кажется, он немного успокоился.

– Простите меня, синьорина Лидия, – сказал он. – Я чуть не забыл о вас, это непростительно. Приглашаю вас в свою мастерскую – вас, кажется, интересуют изобретения и искусство. Я многое могу вам показать.

Лидия неуверенно кивнула. Ей хотелось еще поговорить с Моной Лизой, но разве можно было упустить шанс посетить мастерскую Леонардо?

– Не беспокойся, – шепнула ей Мона Лиза. – Леонардо – истинный джентльмен и очень добрый человек. Он не причинит тебе вреда. Говорят, он девушками не интересуется.

– До скорой встречи, синьора Джокондо, – улыбнулся Леонардо. – Я непременно вернусь и завершу портрет.

– Несомненно, только неизвестно когда, – засмеялась Мона Лиза. – Однако не забудьте про маскарад, который будет в субботу. Мой дорогой супруг хочет непременно вас видеть. И приводите с собой Лидию. Среди гостей будет немало прекрасных молодых людей, которые будут рады поухаживать за обворожительной юной дамой.

– Не сомневаюсь, – ответил Леонардо. – Эта девушка и красива, и умна.

Лидия покраснела. Комплименты всегда приводили ее в состояние ступора, и она не знала, благодарить за похвалу или делать вид, будто не услышала ее. На этот раз она решила, что лучше промолчать.

Опускаясь за холмы, солнце окрасило небо Флоренции в багряный цвет. Купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре светился в вечерних лучах. Лидия устроилась на лавке в мастерской Леонардо с блокнотом в руках. Она рисовала дракона. Леонардо сидел в другом конце мастерской и занимался эскизами огромной – во всю дворцовую стену – фрески с изображением битвы при Ангиари. От того, что Лидия увидела в мастерской, у нее голова пошла кругом. Здесь были самые разные механизмы и конструкции: от подводных лодок до камнерезов, от тачек до катапульт и пулеметов.

– Да вы просто Самоделкин какой-то! – сказала Лидия, в ответ на что Леонардо рассмеялся и спросил, кто это такой. И правда, откуда ему знать, подумала Лидия, зевнув.

Больше всего ей нравилось рассматривать изображения человеческого тела: эскизы рук, ног и голов, снаружи и в разрезе, где было видно мускулы, сухожилия и кости. Леонардо сделал сотни, если не тысячи таких рисунков. Все шкафы были битком набиты эскизами, и на столах лежали груды бумаг. В мастерской были и мольберты, и кисти с красками, но картин не было видно.

– Вообще-то я не художник, – ответил Леонардо, когда Лидия спросила почему, – я ученый. Но иногда пишу картины, чтобы заработать денег на изобретения.

Лидия заметила, что для «нехудожника» он очень хорошо рисует. Услышав эти слова, Леонардо развеселился и ответил, что Лидия так остроумна, что могла бы развлечь целую компанию на празднике. Он и сам когда-то работал устроителем праздников. В Милане ему доводилось устраивать такие фейерверки и волшебные театральные представления, что сам герцог и его двор лишались дара речи. Правда, Лидия при упоминании о праздниках и развлечениях содрогнулась – очень уж свежи были воспоминания о мадридском дворе.

Вконец выбившись из сил, Лидия присела на лавку и так и осталась сидеть, пока не стало темнеть. От нечего делать она достала блокнот и принялась рисовать дракона. Леонардо зажег масляную лампу, но темнело так быстро, что скоро и этот свет поглотили сумерки. Рука сама выводила линии на бумаге, дракон как будто рисовался сам собой. Глаза слипались, и Лидия решила прилечь на лавку. Вскоре она задремала, но впечатления дня мешали уснуть, ум беспокойно блуждал между сном и явью. Это и есть джетлаг, подумала Лидия, – то состояние, в которое впадают путешествующие с континента на континент. А она путешествует из века в век!

Лидия вздрогнула: какой ужас! Она попала в шестнадцатый век, постоянно перемещаясь назад во времени, – а как же еще, ведь она может прикоснуться только к картине, написанной раньше. И это значит, что она никогда не сможет попасть обратно в будущее. Она может перенестись в Средневековье, в древний мир и, может быть, даже в каменный век, если коснется какого-нибудь наскального рисунка! Или, если не трогать больше никаких картин, можно остаться во Флоренции, но вернуться домой, в двадцать первый век, нет никакой возможности. Лидия почувствовала ком в горле… Эти волшебные руки – настоящее проклятье! Она лежала и думала, думала, но ничего не могла придумать. Ведь нельзя коснуться картины, которая еще не написана. Где взять полотно кисти художника, который еще не родился?