Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да ладно!..»
Тем не менее я перевел взор к самому верху списка и наконец нашел то, что искал: ни много ни мало — на третьей строчке! Серьезно?!
«Более чем, сударь. У вас девяносто девять баллов. Это третий результат среди поступивших в сем году!»
«Кру-уто! — не веря своим ушам — не говоря уже о глазах — покачал я головой. — А у Воронцовой сколько?»
«Забавно, что в первую очередь вы вспомнили именно о молодой графине», — усмехнулся фамильяр.
«Просто раньше третье место занимала именно она. Так я что, ее опередил?!»
«Нет, сударь. Воронцова возглавляет рейтинг, набрав сто пять баллов».
«Черт, — буркнул я. — А Надя, значит, на втором месте?»
«На втором Ясухару — сто три балла. А Надежда Александровна, увы, только на четвертой позиции».
«Не может быть! — оторопел я. — Она же была лидером!»
«Должно быть, с историей у нее вышла какая-то незадача. По итогам последнего испытания Надежда Александровна добавила в свою копилку всего четырнадцать очков — и выбыла из первой тройки».
— Офигеть… — пробормотал я вслух, но, опомнившись, тут же снова перешел на безмолвную речь: «Где она, Фу?». Завертел головой, но Морозовой, понятно, не увидел.
«Не знаю, сударь».
— Кого-то потеряли, молодой князь? — раздалось вдруг рядом. Я нервно обернулся: вопрос задала Тереза фон Ливен.
— Нет, — на автомате бросил я. — То есть… Сударыня, вы случайно не видели Надежду Александровну? — спросил затем.
— Госпожу Морозову? — уточнила молодая баронесса. — Мне кажется, она пошла в сторону казармы.
— Расстроенная? — зачем-то спросил я.
— Ну, прыгавшей от радости я бы ее, пожалуй, не назвала, — пожала плечами моя собеседница. — Кстати, сударь, позвольте поздравить вас с попаданием в число избранных, — я даже не сразу понял, что это Тереза так говорит о первой тройке рейтинга. — И поблагодарить за то, что вызвались отвечать первым и тем самым дали мне время на подготовку. Случись иначе — нипочем бы мне не видать проходного балла!
«А вы прошли?» — чуть не спросил я машинально — фамилию молодой баронессы в списке я, понятно, не искал — но фамильяр успел меня упредить:
«Прошла. Тридцать четвертое место».
— Пустое, сударыня, — обронил я. — А за поздравления благодарю. Примите в ответ и мои. А сейчас прошу меня извинить… — я показал глазами в направлении пятого чертога.
— Благодарю, сударь, — по-мужски поклонилась фон Ливен. — Разумеется, не смею вас задерживать, молодой князь…
По пути к казармам я все прикидывал, что скажу, если в Надиной комнате помимо нее окажется и Воронцова, но уже у лестницы Фу меня остановил:
«Не поднимайтесь, сударь. Я нашел Надежду Александровну — она не у себя».
«А где?» — быстро спросил я.
«За седьмым чертогом».
«За столовой? А что там?»
«Там, сударь, много чего. Но среди прочего — перелесок, в перелеске — поваленное дерево, а на оном дереве сидит та, кого вы ищете».
«Зачем Надя сидит на дереве?!» — то, что ствол повален, из внимания я сперва как-то упустил, а когда сообразил, вопрос был уже задан.
«Грустит, сударь».
Ну, в общем-то, да. На дереве, не на дереве, но не в комнате же Морозовой переживать — когда туда в любой момент может заявиться Милана!
Выбежав из здания казармы через черный ход, я бросился вокруг седьмого чертога — и, проносясь мимо дверей столовой, едва не сбил неосторожно вышедшую из них девицу. Точнее, даже сбил, но успел сориентироваться и подхватить, не позволив шмякнуться наземь.
— Ого! — воскликнул та — и я узнал в своих объятиях Марию Муравьеву. — Ну, молодой князь, у вас и темперамент!.. Что, изволите прямо здесь, вместо обеда?
Как говаривал в мире-доноре мой родной отец, кто о чем, а вшивый все о бане…
Кстати, а длинноножка что, тоже поступила? Или просто зашла перекусить напоследок за казенный счет?
— Прошу прощения… — я попытался выпустить девицу, но она уже и сама за меня держалась — и достаточно крепко. — Я вас не заметил, сударыня…
— А вот сейчас обидно было! — на миг поджала губки Муравьева, но тут же снова сложила их в улыбочку. — Обычно меня трудно не заметить, сударь! — заявила она, тряхнув каштановой шевелюрой — так, что локоны зацепили мою щеку. — Ну а особо невнимательным я могу и сама о себе напомнить… — девица лукаво прищурилась и резко подалась вперед, дотянувшись до меня упругой грудью — немалой своей частью уже выглянувшей наружу из глубокого декольте.
Я попятился, чем только заставил плотоядную улыбку Муравьевой растянуться еще шире.
— Прошу меня извинить, сударыня, — выговорил затем. — Давайте в другой раз…
— Ловлю на слове! — усмехнулась девица.
— …продолжим эту беседу, — договорил-таки я, решительно высвобождаясь.
— Комната номер 333! — крикнула Муравьева уже мне вслед.
Значит, и правда, поступила — иначе из казармы ее бы уже выселили…
За седьмым чертогом виднелись еще какие-то строения. К ним вела посыпанная гравием дорожка, справа от которой и обнаружился упомянутый фамильяром березовый перелесок. От столовой Морозову видно не было, но, нырнув в зелень, я наткнулся на нее почти сразу. Девушка и в самом деле сидела на поваленном стволе, в пол-оборота ко мне, поставив локти на плотно сведенные колени и подперев кулачками подбородок. Остекленевшим взглядом она смотрела куда-то сквозь обступавшие ее легкомысленные березки.
— Надя! — крикнул я, подбегая, но на последнем шаге споткнулся о какой-то корень — и растянулся на траве.
Уже падая, специально не стал ловить баланс: подумал, что моя неловкость девушку развеселит — ну или хотя бы просто встряхнет — но Морозова едва пошевелилась.
— Поздравляю с поступлением, — бесцветным голосом проговорила она. — И с тройкой.
— На моем месте должна была быть ты, — смущенно выговорил я, поднимаясь.
— Нет, — покачала головой Надя. — Не на твоем. Свое ты заслужил. А я должна была быть на первом месте… Да на любом! — выкрикнула она вдруг во весь голос. — Лишь бы выше этой курвы!
Без лишних пояснений я понял, что речь о Воронцовой.
— Проклятый Рылеев! — не унималась между тем Морозова. — Чтоб ему к духам провалиться!
— На чем он тебя завалил? — спросил я, отряхивая брюки от сухих травинок и усаживаясь рядом с девушкой. Мертвый ствол под нами жалобно заскрипел.
— Если бы завалил! А так… Я даже не поняла толком, чего он от меня хотел!
— В смысле? — нахмурился я, подумав нехорошее.