Мехико и трибунал инквизиции, в свою очередь, издали эдикты об отлучении от церкви тех, кто хранил крамольную конституцию.

Еще в течение года после решений, принятых в Апацингане, повстанцы во главе с Морелосом вели вооруженную борьбу, получившую резонанс далеко за пределами страны. Выдающийся деятель войны за независимость в Южной Америке Симон Боливар, характеризуя положение в Новой Испании, с негодованием разоблачал зверства роялистов, которые, по его словам, объявили мексиканским патриотам «войну на уничтожение». «Испанские войска, — писал он, — ведут ее свирепо, не давая пощады побежденным, мстя всем беззащитным селениям и убивая не только пленных, но даже гражданское население — стариков и больных, женщин и детей, грабя и разрушая города и села…»{102} В известном «Письме с Ямайки» (6 сентября 1815 г.) упоминался «прославленный генерал Морелос», говорилось о принятии конституции и других событиях. Боливар выражал твердую уверенность в том, что «мексиканцы будут свободными, так как они защищают родину, полные решимости отомстить за своих предков или последовать за ними в могилу»{103}.

Однако в ту пору в Новой Испании уже не существовало необходимых условий для нового подъема освободительного движения. Даже в Мичоакане, являвшемся последним оплотом восставших, все более или менее крупные партизанские отряды были разгромлены. Серия военных поражений привела к деморализации повстанцев. Пытаясь предотвратить надвигавшуюся катастрофу, патриоты предприняли акцию, с которой связывали кое-какие политические расчеты.

В середине июля 1815 г. конгресс направил в США одного из авторов Апацинганской конституции — депутата Хосе Мануэля де Эрреру[14], поручив ему обратиться к президенту Мэдисону с просьбой о признании независимости «Мексиканской Америки». Однако эта миссия успеха не имела. Приезд Эрреры в США совпал с определенным поворотом в политике вашингтонского правительства по отношению к мексиканскому революционному движению. Поскольку испанское господство в большей части Америки было восстановлено, администрация Мэдисона по ряду причин не желала в то время открытого разрыва с Испанией. Поэтому под давлением мадридского двора ей пришлось официально отмежеваться от планов вторжения в Новую Испанию, которые до того молчаливо поощрялись. 1 сентября Мэдисон опубликовал прокламацию, запрещавшую использование территории США для подготовки вооруженных экспедиций против испанских владений и требовавшую прекратить любые приготовления такого рода{104}.

Между тем положение мексиканских повстанцев стало критическим. Члены конгресса, скрываясь от испанских карателей, вынуждены были то и дело менять свое местопребывание, а иногда им приходилось разделяться на мелкие группы, чтобы дезориентировать преследователей. Обострившиеся разногласия между лидерами подчас выливались в открытые конфликты. Полагая, что в интендантствах Пуэбла и Веракрус условия для деятельности конгресса более благоприятны, депутаты решили перебраться туда, с целью создать там новый революционный плацдарм.

Организацию похода взял на себя Морелос. Он собрал около тысячи бойцов, и сопровождаемая ими группа членов конгресса и назначенных последним должностных лиц направилась на восток. Чтобы обмануть бдительность роялистов, Морелос прибегал к различным отвлекающим маневрам и дезинформации противника. В начале ноября 1815 г. возглавлявшаяся им колонна достигла Тенанго (юго-восточнее Толуки). Однако испанское командование не замедлило принять решительные меры. 5 ноября войска полковника Мануэля де ла Кончи настигли повстанцев у Тесмалаки (около 35 км от Тенанго). Приказав Николасу Браво обеспечить безопасность конгресса, Морелос со своими людьми в течение некоторого времени вел неравный бой с превосходящими силами врага, чтобы дать возможность депутатам и их охране уйти подальше. Затем, видя, что немногие уцелевшие бойцы больше не в состоянии сдерживать натиск испанцев, он велел им отходить, а сам пришпорил коня и помчался к видневшемуся невдалеке лесистому холму. В погоню устремился кавалерийский взвод. У подножия холма Морелос спешился и стал снимать шпоры, чтобы легче было взбираться по крутому склону, но его окружили преследователи.

Вице-король распорядился немедленно доставить плененного вождя повстанцев в Мехико. Власти приняли все меры к тому, чтобы сделать это незаметно для жителей. Морелоса привезли ночью в закрытой карете, охранявшейся многочисленным конвоем, и бросили в тюрьму инквизиции. На следующее утро началось судебное следствие, которое вели совместно светские и духовные власти. Морелос держал себя мужественно, и даже противники признавали, что он «с достоинством и твердостью отвечал на все предъявленные ему обвинения»{105}. По окончании следствия, продолжавшегося всего сутки, все материалы рассмотрела Соборная хунта в составе высших представителей церковной иерархии. Она вынесла решение лишить Морелоса духовного звания. Чтобы осудить его с соблюдением всех церковных канонов, отважного священника передали в руки инквизиции.

24 ноября на заседании трибунала было зачитано пространное обвинительное заключение, состоявшее из преамбулы и 26 разделов. Инквизиторы обвиняли Морелоса в том, что он «еретик, отступник от святой веры, атеист, материалист, деист, развратник, бунтовщик, виновный в преступлениях против божественной и человеческой власти, ярый враг христианства и государства, совратитель, лицемер, коварный человек, изменник королю и родине, похотливый, закоренелый мятежник против святой инквизиции»{106}. Вынесенный 26 ноября приговор предусматривал публичное аутодафе, конфискацию имущества и в случае, если вице-король не потребует смертной казни, пожизненное заключение в одной из тюрем Африки.

На следующий день, в 8 часов утра, в большом зале трибунала инквизиции собрались инквизиторы и чиновники, а также свыше 300 видных представителей духовенства, колониальной администрации, военных. Многие не смогли попасть в переполненный зал и толпились в дверях. Здание и внутренний двор тщательно охранялись.

Морелоса привели прямо из тюрьмы, которая непосредственно сообщалась с этим помещением. Он шел с непокрытой головой, на нем была короткая, до колен, сутана без воротника. После того как его посадили на скамью, один из секретарей трибунала прочел обвинительный акт, где подробно перечислялись многочисленные «преступления» Морелоса против церкви и монарха, а потом огласил приговор. Вслед за этим Морелоса заставили произнести формулу отречения от своих «заблуждений». В знак возвращения «кающегося грешника» в лоно церкви он получил несколько палочных ударов.

Теперь Морелосу предстояло подвергнуться мучительной процедуре отрешения от духовного сана. Со свечой в руке он прошел в сопровождении чиновников инквизиции через весь зал в находившуюся рядом часовню, где ожидал епископ Бергоса-и-Хордан, и медленно приблизился к алтарю. Здесь было прочитано постановление Соборной хунты о лишении Морелоса сана, после чего на него надели одежду священника, а затем поставили на колени, и епископ в соответствии с ритуалом снял это облачение. Морелос оставался на вид спокойным и бесстрастным.

Сделав свое дело, инквизиторы передали узника светским властям. Из застенков инквизиции его перевели в цитадель, где держали в кандалах, под усиленной охраной. В течение нескольких дней измученного Морелоса опять допрашивали. Последняя стадия судебной инсценировки закончилась тем, что он был приговорен к смертной казни. 20 декабря приговор