– Послушайте меня внимательно, Альберт Эдуардович, – сказала Анна, как мне показалось, с ноткой сочувствия в голосе. – Вы провели с Инной столько времени и так не поняли, что она за человек. Она – великий манипулятор. Она всю жизнь играет с людьми, как кошка играет с полузадушенной мышью. Сама имела счастье… Впрочем, это к делу не относится.

– Так зачем я здесь, можете вы мне это объяснить? – я уже почти кричал, не скрывая своего раздражения. Даже не раздражения – обиды. Меня, оказывается, использовали как мальчишку, как… В общем, использовали. – Для чего весь этот идиотизм с условными сообщениями через Интернет? А этот ваш пароль с нафталиновой историей про стройку в Гаграх?

– За нафталин – спасибо. Действительно, очень старая история. Это она так со мной пошутила, вполне в духе пропавших нафталином подруг. Что же касается вас…Думаю, она просто развлекалась. Наша компания, с которой у нее давний контракт, должна ей гонорар за консультационные услуги, курс лекций и участие в некоторых разработках. Все абсолютно легально. Иногда мы перечисляем деньги на ее счет в России, иногда – если она присылает письмо, подобное вашему – нарочным. О, как я могла забыть! Ей причитается 10 тысяч долларов – не их ли она назвала 10 миллионами? В таком случае, я вам должна передать обещанные два. Точнее, две. Не очень добрая шутка, вы не находите? Но не будем развивать тему – о мертвых, как известно, или хорошо, или ничего.

С этими словами она полезла в сумочку, достала портмоне и к моему изумлению вынула оттуда три легкомысленного вида новенькие бумажки.

– Здесь полторы тысячи евро, что приблизительно соответствует двум тысячам американских долларов. Доля Инны останется в компании – наследников у нее, насколько мне известно, нет. За все нужно платить, особенно если играешь людьми.

Взяв деньги, я тяжело поднялся с пластикового стула. В голове была полнейшая каша. Напоследок я решил задать последний вопрос:

– Хорошо, но ведь ее насильно держат… держали в каком-то закрытом дурдоме. Это что, тоже игра?

– Ну да, – сказала Анна, – наверняка. Правда, я не в курсе всех подробностей, но из нашей с ней переписки знаю, что большую часть своих гонораров она платит именно за свое пребывание в некоем пансионе, которое вы называете дурдомом. Никакой это не дурдом, смею вас уверить, если у нее в номере стоит компьютер, с помощью которого она общается со всем миром. Вернее, общалась. Никак не привыкну, что о ней теперь надо говорить в прошедшем времени. Очень жаль.

Компьютер? Ничего подобного я у Инны не видел. Правда, я бывал у нее только в гостиной, а была еще и спальня, куда я, естественно, не входил.

– Ну что же, – Анна тоже поднялась со стула и протянула мне руку. – Всего вам доброго. Я постараюсь улететь сегодня же ночью, а у вас, если не ошибаюсь, есть еще несколько дней. Желаю хорошо отдохнуть и поскорее забыть всю эту глупую историю. Кто знает, может, когда-нибудь увидимся. Берегите себя.

Было ужасно неприятно слышать в ее голосе жалость, которую она даже не пыталась скрыть. А уж как обидно! И ладно бы еще использовали для чего-то серьезного- так ведь нет, поиграли и бросили. Ладно, плевать, зато теперь вроде знаю, что не зарежут. Не за что меня резать, раз все шутка. Тьфу!

Стараясь улыбаться как можно равнодушнее, я молча пожал узкую руку и медленно пошел в сторону своего корпуса. В принципе, утешал я себя по пути, ничего страшного не произошло. Жаль только, что работу свою я, скорее всего, потерял. А может, Аркаша найдет для меня что-нибудь другое, пусть даже за меньшие деньги.

При мысли о начальнике, мой мозг снова закипел. Что же это получается, если Инна сама себя содержала в элитной богадельне, значит, Бунин и компания были в курсе, что она меня дурачит и дружно ей подыгрывали? Но зачем? Она что, и им платила? Нет, это уже слишком!

Твердо решив по приезде в Москву прямо спросить обо всем у Аркаши, я остановился у входа в корпус. Было тихо, только откуда-то со второго этажа доносилась болтовня телевизора. Скорее по интонациям, чем по словам, я понял что кто-то смотрит российскую программу. Как минимум, три четверти гостей отеля были соотечественниками. Все жалуемся, что плохо живем.

Выкурив у входа сигарету, я вошел в залитый искусственным дневным светом пустынный коридор. Ключ от номера я достал на ходу и потому не стал задерживаться у двери. Войдя к себе, я вставил пластину ключа в специальный паз у двери и потянулся к выключателю. Помню, что свет зажегся с каким-то странным уханьем, словно где-то рядом осело на землю что-то очень большое и тяжелое. Еще помню, что свет тогда мне показался необычайно, неестественно ярким – наверное потому, что он вспыхнул одновременно снаружи и внутри меня. А больше я ничего не помню, потому что сразу после этого стало темно.

Очнулся я от дикой головной боли и тошноты. С трудом разлепив веки, я с ужасом подумал, что ослеп. С огромным трудом подавив первый приступ паники и заставив себя несколько минут полежать спокойно, я с облегчением различил слабую полоску света, пробивающуюся через то, что могло быть завешенным плотной портьерой окном.

Потом я попробовал сесть. Получилось. Ощупав свое ложе, я понял, что это обычный продавленный диван, отчаянно скрипевший пружинами при каждом моем движении. Хорошо хоть не связали. О том, что хорошо хоть не убили, я почему-то не думал. За что меня убивать, если я даже не пешка в чужой игре, а просто старый дурак, с которым вздумали пошутить? Продолжая думать эту комфортную для меня мысль, я полез в карман за сигаретами. И в этот момент в комнате зажегся свет.

В дверях стоял араб в длинной белой национальной рубахе, напоминающей женскую ночную рубашку, ласково называемую в России «ночнушкой». В руках араб держал поднос с двумя чашечками дымящегося и, судя по одуряющему запаху, свежесваренного кофе, двумя высокими стаканами воды со льдом и пепельницей. Он поставил поднос на низкий столик, стоящий у моего дивана, дружелюбно подмигнул мне и вышел. И тут я, что называется, обалдел. В комнату вошел Никита Сергеевич, тот самый похожий на ботаника экс-чекист, управляющий элитной богадельней, которая, если верить Анне, на днях сгорела.

От неожиданности я не нашелся что сказать, а только выпучил на Никиту глаза, и без того выпученные от головной боли и тошноты.

– Ну, здравствуйте, Альберт Эдуардович, – сказал управляющий самым сердечным и дружеским тоном. Сожалею, что с вами обошлись эээ… несколько круто, но иначе было никак невозможно. Поговорить с вами в вашем отеле без свидетелей не получилось бы, а вы нам очень нужны.

– Кому это «нам»? – осторожно спросил я. Честно говоря, я бы ничуть не удивился, если бы Никита рассказал, что он тоже решил пошутить, а потому прилетел следом за мной в Египет, дал мне как следует по башке и приволок потом в квартиру, специально снятую для подобных шуток..

– России, – торжественно произнес Никита, без всякой тени юмора. – Но не нынешней воровской, а обновленной и очистившейся.

– Судя по размеру моей пенсии, не очень-то я ей и нужен.