Дю Боск и Вурмб дали Шрепферу большие денежные суммы, на расходы и содержание. Он приехал в Дрезден, снял комнату в гостинице "Полонь" и стал жить на широкую ногу.

Однако французский резидент в Дрездене Марбуа нарушил спокойствие. "Он попросил колдуна показать ему диплом полковника на французской службе, угрожая публично обозвать самозванцем и потребовать его ареста"506. Весь Дрезден заволновался. Спас положение герцог Курляндский, публично разгуливающий со Шрепфером. Последний вернулся в Лейпциг. Тут случилась новая заминка. Дю Боск и Вурмб потребовали, чтобы он показал им сокровища иезуитов. На назначенную встречу Шрепфер не пришел, а в присланном банком братьев Бетманнов пакете ничего, кроме "белой бумаги и документов, относящихся к отсутствующим другим бумагам"507, не было. Боск и Вурмб побоялись стать посмешищем и промолчали. Дело тем не менее шло к своей развязке.

7 октября 1774 г. Шрепфер собрал за ужином несколько своих друзей (среди них был Бишофсвердер) и сказал им: "Сегодня ночью мы спать не ляжем. Завтра утром, на заре, я покажу вам нечто экстраординарное". Около пяти часов утра он позвал их, сказав: "Господа, пора идти". Они направились в парк Розенталь, находящийся у ворот Лейпцига508.

По дороге он показал им пистолет. "Я заказал его специально по образцу Комуса509, он послужит моей славе. Я покажу вам, что я не ярмарочный фокусник"510. Каждому он указал, где ему стоять, удалился в сторону куста и сказал: "Посмотрите, вы сейчас увидите странное явление". Спутники открыли широко глаза и уши, чтобы ничего не пропустить из обещанного чуда. Они услышали выстрел, но ничего не увидели… Воцарилась тишина. Шрепфер застрелился511.

Трагический инцидент стоил личному советнику дю Боску от 4 до 5000 талеров. Становится понятно, почему он не захотел дать денег графу Сен-Жермену, решив, что тот — новоявленный Шрепфер512.

Рассказав графу эту историю, Вурмб ушел, и нам ничего не известно об их дальнейших встречах. Что касается Бишофсвердера, которому посчастливилось узнать от графа несколько химических секретов513, он с радостью сообщил князю Фридриху-Августу Брауншвейгскому, что "судя по опытам, эти способы дают удивительные результаты"514.

В течение июля граф Сен-Жермен уехал из Саксонии и приехал в Берлин515.

Граф Сен-Жермен направился в столицу Пруссии по приглашению князя Фридриха-Августа Брауншвейгского516 и с согласия Фридриха II. Через д'Алвенслебена король передал графу еще до его отъезда из Лейпцига, что "в Потсдаме люди не легковерные и, как правило, верят только в то, что можно потрогать. Пусть граф подумает, готов ли он представить свою науку и свои способы изготовления. Иначе он потеряет время, которое мог бы с большей пользой использовать в другом месте"517.

У нас нет каких-либо документов о том, что граф нанес визит королю518 и его племяннику в их дворце в Сан-Суси, в Потсдаме. Зато точно известно, что он пробыл больше года в Берлине, с августа 1777-го по начало октября 1778 г.519.

По приезде в Берлин "граф был стариком, возраст которого не знал никто. Он был очень крепким, несмотря на небольшой излишний вес. Снял апартаменты в одной из лучших гостиниц города, где стал жить уединенно, с двумя слугами. У его дверей стоял экипаж, который он также нанял, но которым не пользовался никогда"520.

Первым визит графу нанес барон Книпхаузен, генеральный директор торговли в Берлине. Как мы помним, именно ему, бывшему тогда послом в Лондоне, граф был обязан возможностью отъезда из этого города в 1760 г.521. Барон направился к графу "как к старому знакомому, и пригласил его на обед".

— С удовольствием, — ответил граф Сен-Жермен, — но при условии, что Вы пришлете за мной карету. Я не могу пользоваться наемными экипажами, у них слишком жесткие рессоры522.

Одна из характерных особенностей графа была в том, что ко всем он обращался не иначе как "сын мой"523.

Несмотря на то что приезд графа в Берлин особо не афишировался, тем не менее он возымел некоторый отклик. Со всех сторон его стали приглашать в салоны прусской столицы. Княгиня Амалия, например, пожелала увидеть его.

Граф направился во дворец "Мон Бижу" ("Мое Сокровище"), находящийся у ворот Берлина. Перед ним стояла болезненного вида особа, в которой можно было угадать былую красоту. Княгиня приняла графа в роскошно обставленной и богатой библиотеке, в которой, как ни странно, почти все книги были аннотированы ее рукой. Княгиня была к тому же отличным музыкантом. Они нашли почву для взаимопонимания. Увы, любопытство княгини нарушило согласие:

— Какая страна — ваша родина?

— Я из страны, над которой чужеземцы никогда не царствовали.

Такими же ловкими и таинственными фразами граф ответил на все вопросы княгини. Наконец она отчаялась и отослала его, так ничего и не узнав524.

Другой человек, более скромного рождения, пожелал встретиться с графом. Это была госпожа дю Труссель — наперсница княгини Амалии, известная также под именем "Красавица из Клейста". О ней Фридрих II как-то высказался таким образом: "Вижу ее уже 30 лет, и она по-прежнему одна из самых красивых женщин при дворе. В ней есть сияние, которого нет в других, и кажется, что она не стареет"525. Госпожа дю Труссель предпочитала астрологию (пользовал ее астролог, которого она называла "планетарием", и он был-де замечательным человеком526), а княгиня Амалия отдавала предпочтение гаданию на картах. Поговаривали даже, что "во время Семилетней войны, особенно в самые критичные для Пруссии дни, княгине целыми днями гадали на картах для Фридриха II, и она посылала брату результаты и предупреждения527.

Как-то вечером граф Сен-Жермен пришел на ужин к госпоже дю Труссель528. Общество было изысканное. Рискнули заговорить с ним о философском камне. Он всего лишь заметил, что те, кто этим занимается, допускают большую ошибку, используя лишь огонь в качестве действующего агента. Ибо огонь разделяет и расщепляет, и абсурдно прибегать к его помощи там, где нужно создавать новое соединение. Он довольно долго развивал эту мысль529. Данное заключение из области алхимии, кстати, абсолютно правомерное, исходя из принципов той эпохи, поразило профана, присутствовавшего на том вечере, и автора данного рассказа. Пронаблюдав за графом в течение всего вечера, он отметил, что "лицо у него тонкое и интеллигентное, видно, что он человек благородный и приятного общества"530. Автор добавил: "Если вправду говорят, что он был учителем Калиостро, никогда ученик не был достоин учителя: первый прожил спокойную жизнь без серьезных происшествий, второй закончил свою карьеру в тюрьме инквизиции в Риме". Наконец: "В случае с Сен-Жерменом мы видим более осторожного и мудрого шарлатана(!): никогда честь прямо не задета, ничто не противоречит честности, много чудесного, но нет ни низости, ни скандала"531.