Они надолго замолчали. По узкой горловине ущелья пронёсся первый порыв ветра. Вечером здесь всегда поднимается ветер. Он несёт с собой плотные облака пыли и, разбиваясь о каменные стены ущелья, оставляет на всём толстый серый слой. Когда их не станет, ветер очень быстро занесёт всё. Даже следы, даже память о них… Райков почему-то вспомнил две цепочки следов, оставленных им вместе с Физиком впервые на этой планете… Если Кибернетик прав, всё тогда бессмысленно… У них не останется даже надежды. Он не мог с этим согласиться. Никогда бы не смог. Что-то здесь было не так. Кибернетик достал из кармана обрывки провода и, подбросив их на ладони, отшвырнул в сторону.

— Доктору стало хуже. Появилась рвота.

— Не надо было ему есть этот клейстер!

Несколько секунд Райков, не понимая, смотрел на Физика. Что-то в нём происходило в этот миг, что-то очень важное… Смутно мелькала какая-то необходимая, самая главная для них мысль, он чувствовал это и никак не мог за неё ухватиться.

— Доктор меня попросил сделать крахмал. Даже начертил структурную схему молекул… Это было очень сложно — представить себе в пространстве такую схему… Мы всё время ищем каких-то сложных решений: чем сложнее задача, тем сложнее решение… И этот путь никуда не ведёт. Вот хотя бы крахмал… Мы синтезируем его на Земле с помощью сложнейших автоматов и поточных линий, а в природе какая-то несчастная клетка с помощью одного-единственного зерна хлорофилла и нескольких молекул углекислого газа запросто производит сложнейший синтез. А если ещё больше усложнить задачу? Попробуйте заставить все автоматы, всю кибернетическую технику Земли собрать один-единственный зародыш растения! С этим они уже не справятся. А природа между тем конструирует сложнейшие и тончайшие системы с заранее заданными параметрами каким-то неуловимым простейшим способом! Берутся две клетки, сливаются вместе — и вот зародыш уже готов!

— Для этого «простого» пути потребовались миллионы лет эволюции.

— Ну и что же? Я говорю о результате, о самом процессе, он прост и предельно результативен. И, значит, способ решения сложной проблемы не обязательно должен быть сложнее самой проблемы! Значит, есть какой-то другой, неожиданный, неизвестный нам путь…

Физик с интересом смотрел на Практиканта.

— И давно тебя стали посещать такие мудрые мысли?

— Подожди… Это очень важно… Что, если именно это мы должны были понять сами, без подсказки с их стороны, прежде чем… Что, если именно в этом смысл эксперимента? Ведь всё самое сложное всегда заложено в простейшем, это же диалектика!

— Ты что, лекцию нам читаешь?! — возмутился Кибернетик, с изумлением слушавший этот длинный монолог обычно немногословного Практиканта.

— Да нет же, нет! Я сейчас объясню! Это же… У тебя есть бластер?

— Бластер? При чём тут бластер? Зачем тебе он?

— Сейчас вы поймёте. Поставь, пожалуйста, самую большую интенсивность. А теперь смотрите.

Практикант отвернулся от них, и сейчас же прямо посреди песчаной плеши на дне ущелья стал медленно вспухать пропитанный вишневым жаром огромный пузырь расплавленного песка. Прежде чем рассеялись облака едкого дыма, они уже видели, что там образовалось какое-то гигантское яйцо из расплавленного кремния. Его стенки дрожали, меняя форму и очертания, повинуясь давлению полей, созданных волей Практиканта. Потом жар почти сразу спал, дым рассеялся, и они увидели совершенно прозрачное, пустое внутри яйцо, занимавшее потемневшую от копоти площадку метров десяти в поперечнике.

Практикант махнул на него рукой:

— Вот так. А теперь стреляйте.

— Куда стрелять?

— В него.

— Но для чего?

— Стреляйте, тогда поймёте.

Кибернетик пожал плечами и дал по хрустальному яйцу целую серию. Лиловые полосы зарядов понеслись вниз и почти тотчас лопнули ослепительными шарами плазмы. Казалось, в огненном аду, который бушевал внизу, испарятся стены ущелья. Едва спал жар и осели облака пыли, как они снова увидели хрустальное яйцо, которое плавало в луже расплавленного базальта. Оно даже не нагрелось, на стенках играли холодные ледяные отблески.

— Может, повторишь? — На лице Практиканта было написано откровенное торжество, и только необычность момента удерживала его от следующей мальчишеской выходки.

— Но что ты с ним сделал? Как это удалось?

— Я не могу создать генератор нейтринного поля, так?

— Конечно, ты же с этим согласился.

— Я не могу сделать ГЕНЕРАТОР, но не ПОЛЕ. Понятно?! Ведь мы всё знаем про это поле! Это же очень простая функция от частицы! Генератор невероятно сложен, а поле есть поле. Вот я и одел в него кремниевую капсулу.

— Защитное нейтринное поле? Поле без генератора?! Но, значит, ты должен непрерывно его поддерживать?

— Ничего подобного! Я связал его с материей самой капсулы. Атомы кремния при воздействии извне распадаются и превращаются в энергетическое нейтринное поле. Это всё. Я могу уйти, и вы можете стрелять в него хоть до завтра.

Физик вдруг побледнел, выпустил из рук бластер, который механически передал ему Кибернетик, и тот с глухим стуком упал на ступеньки лестницы.

— Да объясните, наконец, что тут произошло! — закричал Кибернетик.

— Кажется, этот мальчишка всё-таки сделал звездолёт… — одними губами прошептал Физик.

— Какой звездолёт? Где ты видишь здесь звездолёт?

— Вот этот прозрачный пузырь… Эта штука может двигаться со скоростью, близкой к световой…

— Что ты несёшь? Где здесь двигатели? Где топливо?!

— Там есть нейтринное поле… Достаточно один раз изменить направление полюсов… А топливом может стать любая материальная масса.

— Вы просто сошли с ума! Оба! Что здесь будет летать? Этот стеклянный пузырь полетит? Да скорей уж я…

— Смотри, — просто сказал Практикант.

Стеклянное яйцо приподнялось и неподвижно повисло в воздухе метрах в четырёх над землёй. Неожиданно возник тонкий, звенящий звук, словно где-то далеко лопнула струна. Яйцо дрогнуло, размазалось в воздухе и исчезло, оставив после себя сверкающий след раскалённых частичек газа, отметивших его путь до самого горизонта.

Постепенно, по мере того как они проходили атмосферу, небо меняло цвет. Сначала из тёмно-зелёного оно стало салатовым, потом бледно-синим, синим, и почти черным. Появились первые точки звёзд. Ослепительный шар солнца торчал у них с правого борта. Было очень странно висеть над планетой в совершенно прозрачной и почти невидимой кабине. Движение не ощущалось, только солнце всходило над горизонтом скорее обычного да под ногами стремительно клубилась зеленоватая дымка атмосферы.