Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С такой философией Мейер Суховлянский, сокращенно Мейер Лански, стал гением Лас-Вегаса, королем игорных казино в Гаване и, позднее, на Багамах, и достиг того, что стал одним из богатейших людей Америки и считался непререкаемым финансовым стержнем мафии.
Молодой Шмуэль Гельбфиш обнаружил, что в Америке его польское имя звучит непроизносимо, и поэтому сначала его переделали в Самуэля Голдфиша. Но под каким бы именем он ни скрывался, в душе он был азартным игроком; в более поздние годы в его кабинете целая картотека была снабжена ярлыком «Gambling» и заполнена записями его выигрышей и проигрышей, а также нацарапанными долговыми расписками на огромные суммы от таких голливудских магнатов, как Луис Б. Майер, Ирвинг Тальберг, Дэвид Селзник и Гарри Конн. Однако вначале он был просто молодым человеком, ищущим возможность не упустить свой шанс, когда бы он ни появился.
Его первой работой в Нью-Йорке была работа курьером на телеграфе, а первым адресом — комната в доме в Бронксе. По вечерам он посещал занятия в государственной вечерней школе, чтобы выучить английский язык, и дополнял эти занятия чтением старых газет, которые он выуживал из мусорных баков. Его эрудиция была неуспешной, а владение языком — в лучшем случае несовершенным. Но не успел он разнести телеграммы, как в одной из подержанных газет наткнулся на объявление о работе резчиком перчаток в Гловерсвилле (штат Нью-Йорк), тогдашней столице перчаточного производства страны. Он решил отправиться туда.
Гловерсвилл — первоначальное название города Стамп — был маленьким унылым фабричным городком, в котором преобладали мельницы и кожевенные заводы, выпускавшие шелковые и кожаные перчатки и рукавицы. Но перчаточное и другие вспомогательные производства сделали несколько местных семей достаточно богатыми. И, как и в свое время, сидя на скамейке в парке у лондонского Карлтон-хауса, Сэм Голдфиш был потрясен видимыми атрибутами богатства и власти. Главным отелем Гловерсвилля был «Кингсборо», и в свободное от работы время Голдфиш проводил много времени у золоченых и стеклянных дверей отеля, наблюдая за тем, как хорошо одетые гости входят и выходят из богато украшенного холла и увешанного люстрами обеденного зала.
Но сама работа по вырезанию перчаток оказалась механической и скучной, и Сэм решил, что настоящий азарт и деньги в перчаточном бизнесе — это продажа. Он уговорил своего работодателя одолжить ему, в обмен на денежный залог, партию перчаток и отправился в качестве коммивояжера, получив в свое распоряжение долину реки Гудзон между Нью-Йорком и Олбани. В этой роли он быстро обнаружил свой истинный талант — мастера балагана. Раскладывая чемоданчик с образцами, бурно жестикулируя руками — это была его пожизненная манера — он произносил рапсодию о достоинствах своих перчаток, стонал и прижимал руку ко лбу из-за глупости розничных торговцев, чьи заказы он считал слишком маленькими. Не гнушался он и подкупом. За крупные заказы покупатели получали не только большие скидки, но и небольшие денежные подарки.
Уже через год Сэм Голдфиш стал лучшим продавцом в своей компании и получал десять тысяч долларов годовых комиссионных, что в пересчете на доллары того времени было весьма приличным доходом. И все же, возвращаясь в Гловерсвилль для размещения заказов, он чувствовал себя «недостаточно хорошим», чтобы пройти проверку надменных швейцаров и метрдотелей отеля «Кингсборо». Как и многие иммигранты, Сэм с недоверием относился к банкам. Человек, с которым он подружился в Нью-Йорке и который оказался начальником станции Grand Central Station, занимался его деньгами и выступал в роли банкира, выплачивая ему небольшой процент за пользование средствами. Это было удобно, так как во время своих торговых поездок Сэм Голдфиш постоянно проезжал через Гранд Сентрал. Кроме того, это формировало привычку, и впоследствии он стал примером для других киномагнатов, которые, подобно королевским особам, никогда не носили с собой наличных денег.
В шоу-бизнес Сэм Голдфиш попал совершенно случайно. В 1912 году, когда ему, по его собственным признаниям, было тридцать, а на самом деле, возможно, тридцать три года[9], он познакомился с молодой русско-еврейской девушкой по имени Бланш Ласки, которая называла себя актрисой и играла в одном из небольших курортных отелей Катскилла, расположенных вдоль маршрута продаж Сэма. Бланш Ласки вместе со своим братом Джесси составляла половину довольно успешной команды водевильных музыкантов. Джесси Ласки играл на скрипке, а Бланш — на фортепиано. Они также пели и танцевали, а Джесси Ласки танцевал чечетку, которую исполнял, напевая на корнете. Жизнь Ласки была сплошной чередой интрижек на одну ночь, но продавец перчаток сразу же стал поклонником сцены. В том же году он женился на Бланш Ласки и переехал в квартиру, которую она, ее брат и мать делили в Бруклине.
Однажды воскресным днем, вскоре после этого, Сэм со своей новой женой и зятем отправился посмотреть фильм в кинотеатр на Тридцать четвертой улице Нью-Йорка. Для Сэма Голдфиша это было впервые. В одном из короткометражных фильмов была показана драка подушками с участием молодой актрисы Мэри Пикфорд. Сэм Голдфиш был очарован образом мисс Пикфорд на экране и одновременно идеей создания собственного фильма. Очевидно, что зрители были в восторге от нового примитивного средства «фликер-шоу». Кроме всего прочего, первые фильмы привлекали иммигрантов всех мастей. Сюжеты были просты, очевидны, страшны или смешны в стиле «слэпстик», и никакой языковой барьер не мешал понять, что происходит в немых короткометражках. К тому же они были дешевыми: вход в кино стоил всего несколько пенни.
Вечером Сэм, Бланш и Джесси отправились домой к теще и сели с миссис Ласки, чтобы обсудить возможность создания кинокомпании. Бланш, выросшая в небольшом городке на юге Калифорнии и предпочитавшая тамошний климат, отметила, что на Западном побережье снимается все больше фильмов, поскольку там чище воздух и дольше светит солнце. Кроме того, отсутствие необходимости отапливать студию в зимнее время является важным фактором, влияющим на стоимость.
Следующий вопрос — деньги. Сэм накопил около десяти тысяч долларов в банке Grand Central и предложил вложить их в дело. Джесси Ласки также имел некоторые сбережения, как и его мать. Встреча за кухонным столом