– Не дай бог, сломаешь руку или ногу – что мы с тобой тогда будем делать? «Скорую» сюда не вызовешь, – резонно заметил он. – А еще хуже того, нарвешься в темноте на какую-нибудь змею… Мало ли что тут может водиться?

Неохотно согласившись с его доводами, Крячко придвинулся поближе к огню, глядя на языки пламени, пожирающие сучья каких-то деревьев, прибитых к острову океанской волной, обломки где-то в неведомых краях разбитых лодок, дощечки упаковочных ящиков и всякий иной деревянный хлам, обычный для любого морского побережья.

Поскольку спать на холодных голых камнях можно было, лишь специально вознамерившись заработать к утру какой-нибудь радикулит или даже пневмонию, ночлег предполагался «вокзальный» – сидя на обломках дерева, положенных на валуны. Установив очередность дежурства, путешественники, согнувшись в положение извозчика, сидящего на дрожках пролетки, коротали свою первую ночь на неизвестном острове.

Утро началось с поисков дерева для нового костра – за ночь все запасы кончились, – с добычи мидий и разбора пирамиды, под которой и в самом деле в импровизированной кружке обнаружилось около стакана пресной влаги. Измученные жаждой «робинзоны», по очереди передавая друг другу емкость, отпивали из нее по крохотному глоточку, хотя каждому хотелось пить, пить и пить не отрываясь, не делясь ни за что и ни с кем. Но… Зверским усилием воли принудив себя набрать в рот не более чайной ложки воды, они с видимым безразличием передавали «кружку» дальше.

Когда в ней осталась последняя, крохотная порция влаги, «кружка» перешла от Гурова к Алексею Юрьевичу. Поднеся ее ко рту, тот краем глаза заметил мученический взгляд Стаса, помимо своей воли, не отрываясь, взирающего на эти последние капли воды. Неожиданно улыбнувшись, Смирнов протянул ему кружку и простецки предложил:

– Возьми! Я, в принципе, свой «пожар» уже потушил. Пей!

Стас растерянно отшатнулся, категорично замахав рукой:

– Алексей Юрьевич, не надо, мне хватило, и…

– Возьми, не ломайся, – строгим голосом уже приказал тот. – Благодаря тебе мы вчера смогли поужинать. Ты заслужил!

– Бери, бери, раз дают! – рассмеялся Гуров.

Станислав, тягостно воздохнув, опрокинул в рот все, что оставалось в кружке, и блаженно зажмурился.

– Вы не поверите, но мне как будто теперь и в самом деле пить уже не хочется, – удивленно сказал он, пожимая плечами.

– Чисто психологический эффект, – снова начиная укладывать камни пирамиды, пояснил Смирнов. – Если человек знает, что рядом полным-полно воды, пригодной для питья, он сможет терпеть жажду и с неделю. А вот вбив себе в голову, что воды нет и не будет, можно и за сутки окочуриться. Такая вот она штука – внутренний настрой. Надо будет сейчас еще пару таких пирамид построить, а потом пойдем за мидиями. Правда, после вчерашнего ужина их есть уже не очень хочется, но куда денешься? И заодно попробуем выжать из мидий хоть какую-то толику жидкости для питья. День все-таки длинный, к вечеру язык станет как полено…

Через час работы на небольшом холме с плоской вершиной появились еще два сооружения, со стороны напоминающие топорщащиеся во все стороны острыми углами муравейники. Затем настал черед сбора мидий. Купание в водах океана сразу же снизило желание пить, а выжатая через рубашку из мидий тканевая жидкость, хоть и не выглядела родниковой водой, в какой-то мере смягчала постепенно вновь возвратившиеся муки жажды.

Собрав побольше обломков дерева, на самой высокой точке острова «робинзоны» сложили поленницу для костра – на случай появления какого-либо судна. Дрова бережно укутали все теми же обрывками полиэтилена, чтобы в случае дождя они не отсырели. Впрочем, все трое о дожде, можно сказать, грезили. Это дало бы возможность наконец-то вволю напиться настоящей пресной воды.

Этот день для недавних узников яхты, которые, сами того не ведая, вдруг оказались узниками необитаемого, безжизненного островка, тянулся нескончаемо долго. Они по очереди дежурили у поленницы сигнального костра, с надеждой обшаривая взглядом горизонт и тиская в ладони зажигалку, чтобы успеть вовремя разжечь дрова. Свободные от дежурства или «отмокали» в океанской воде, чтобы не так хотелось пить, или, набрав мидий, выжимали из них тканевую жидкость, чтобы хоть немного оросить густоватой, липкой влагой пересохшее горло.

Для того чтобы время дежурства было хотя бы приблизительно равным, Лев установил на плоском камне что-то наподобие солнечных часов. Воткнув в трещину найденную на берегу палку, он дугой разложил на камне несколько цветных камешков-голышей, взятых на песчаной косе. Когда тень палки достигала очередного камешка, к сигнальному костру поднимался другой.

Впрочем, после обеда появилось еще одно занятие. Лев нашел довольно длинную и относительно прямую палку, в конец которой ухитрился вставить большой гвоздь, извлеченный из куска доски. Его пришлось долго и упорно править на камне, используя вместо молотка камень поменьше. Теперь у него было что-то наподобие пики, которой он рассчитывал добыть рыбы.

Медленно перемещаясь по песчаной косе, бродя меж валунов у обрывистого берега, Гуров внимательно высматривал потенциальную добычу. Но попадавшаяся рыба чаще всего представляла собой мелочь, проворно удиравшую врассыпную. Наконец удача все же явила ему свое благоволение. Из-под большого камня вальяжно выплыла стайка крупных рыбин. Удар «пикой» – и, пришпиленный к каменистому дну, забился один из «карасей». И хотя Льву, который сменял Стаса на холме, рыбы больше добыть не удалось, для того это стало своего рода вызовом.

Воспылав охотничьим духом, Крячко немедленно вооружился «пикой» и тоже полез в воду за добычей. Но негодница-рыба попадаться ему на глаза никак не желала, и Станислав решил компенсировать ее отсутствие чем-то другим, еще более деликатесным. Бросив на берег «пику», он нырнул вдоль каменистого, поросшего морской травой дна, высматривая, нет ли чего вкусного на глубине. И тут удача улыбнулась ему достаточно широко – меж поросших водорослями камней он неожиданно заметил здоровенного краба, величиной чуть ли не с суповую тарелку – во всяком случае, ему показалось именно так. Изловчившись, Крячко схватил суматошно забившегося краба обеими руками и, избегая соприкосновения с его мощными клешнями, напоминающими гидравлические ножницы для резки металла, поволок свою добычу на берег.

Алексей Юрьевич, успевший подремать на согретых солнцем камнях, высоко оценил его охотничьи дарования. Ободренный Стас немедленно вновь пошел на погружение, и опять ему повезло. В течение получаса, не менее десятка раз погрузившись на глубину, он добыл четырех крупных крабов, чем ужасно гордился, и от этого даже немного заважничал.

Вторая ночь на острове, как и первая, прошла без каких-либо приключений. Ужин, который разнообразил испеченный на плоском камне «карась» и печеные крабы, все же никак не смог подарить ощущения настоящей сытости. По-прежнему хотелось пить, а еще мечталось хотя бы о крохотном ржаном сухарике. Пусть запылившемся, окаменевшем от времени, но – настоящем хлебном сухаре.

Утро порадовало тем, что в этот раз им не пришлось делить добытую пресную воду крохотными глотками. Теперь каждому досталось больше чем по стакану воды – под утро откуда-то с океана нагнало плотного тумана, и остывшие на ночном ветру камни собрали на себе гораздо больше росы. Зная, что потом все равно захочется пить, «робинзоны» растянули свои порции на весь день.