в мае 1818 года

Джаред присел на корточки перед могилой:

– Если твоя тетя не оставила что-то в медведях, вряд ли нам повезет.

– Думаешь, она это захоронила? – Прист снял наушники.

Из них звучала песня «Head Like a Hole» группы «Nine Inch Nails».

Алара брезгливо поморщилась:

– Пойди и проверь, а я не собираюсь копаться на кладбище. Это уж точно не к добру.

Я смотрела на промокших плюшевых мишек. Я знала свою тетю всего двадцать четыре часа. И понятия не имела, что мы ищем и почему она хотела, чтобы это оказалось у меня.

Тупик.

Лукас снова уставился в карту кладбища.

– У Ревиров есть фамильный склеп. – Он показал на ряд склепов, окруженных вечнозелеными деревьями. – Там.

Все пошли за Лукасом через кладбище, кроме Алары. Она осталась на аллее с Биром.

Прист подтолкнул меня локтем и кивнул в ее сторону:

– Опять по телефону болтает!

– С кем она говорит? С сестрой? – спросила я.

– Никто не станет так часто звонить сестре, – возразила Элль. – Говорю тебе, это парень!

Мы дошли до фамильного склепа, и Джаред рукавом смахнул с камня свежевыпавший снег. Наверху была выбита надпись: «РЕВИРЫ».

– Вот.

Углы сооружения осыпались, нижнюю часть опутали корни деревьев. Но на основных камнях виднелось лишь несколько тонких трещин.

Лукас наклонился и рассмотрел фундамент:

– Здесь ничего не спрячешь.

Прист открыл рот, собираясь что-то сказать, но я вскинула руку:

– Забудь! Внутри мы искать не станем.

– Тем более что это бессмысленно, – поддержала меня Элль. – Посмотрите на корни! Они переплетались не одно десятилетие. Если твоя тетя спрятала таинственный предмет меньше двадцати лет назад, здесь его быть не может.

– А ты откуда знаешь? – удивился Джаред.

Элль уставилась на него из-под капюшона куртки с леопардом.

– Из курса ботаники, который я прослушала после курсов биологии и геологии. Не все хорошенькие девушки глупы.

– Она права во всех отношениях. – Прист включил электронный детектор и обошел склеп.

– Ты ищешь призраков на кладбище? – Я представления не имела, как работает аппарат Приста.

– Только в склепе. – Прист выключил детектор. – Стрелка едва шелохнулась.

Алара наконец направилась к нам, осторожно лавируя между засыпанными снегом могилами. Если верить карте кладбища, здесь имелось около двух тысяч склепов и надгробий, но на самом деле было захоронено более пяти тысяч тел. Но у меня не хватило духу сказать Аларе, что она, возможно, наступила уже на несколько скелетов.

– Опять с дружком болтаешь? – поддразнил ее Лукас, когда Алара приблизилась.

Она ответила ему мрачным взглядом:

– Сегодня утром пропала еще одна девушка.

Меня затошнило, и я представила ряд фотографий на стене моей спальни.

– Как ее звали?

Алара удивленно посмотрела на меня:

– Люси Кляйн. А что?

– Ничего, интересно…

Я добавила это имя к своему списку. Потом посмотрю на ее фотографию и нарисую портрет в альбоме.

– Может, они живы, просто спрятаны? – предположила Элль.

Я ждала, что кто-нибудь с ней согласится, но все промолчали.

Прист был уверен, что Фэйт спрятала то, что мне предстояло найти, в Доме собраний Юга, и убеждал всех отправиться туда.

– Сыны свободы проводили в Доме собраний публичные дебаты и голосования, – настаивал он. – Из него же подали сигнал к началу Бостонского чаепития. Сыны свободы вышли из этого здания и повели колонистов к портовым складам.

Когда мы добрались до кирпичного дома с высокой пирамидальной крышей и дверью, выкрашенной в красный цвет военных мундиров, снег опять превратился в холодный дождь.

Перед зданием стояла группа туристов с зонтами. Экскурсовод, одетый как Пол Ревир – даже коричневую треуголку не забыл, – показывал на красную дверь.

– Они серьезно? Еще один? Кто ходит на экскурсии в такую погоду?

– Интересно, у них есть скидки на шляпы? – пробормотал Прист, когда мы проходили мимо туристов.

– Угловой камень здания, имеющий значение краеугольного камня, был важным символом у франкмасонов вроде Пола Ревира и Джона Хэнкока. – Голос экскурсовода донесся до нас сквозь дождь.

Прист остановился на ступенях:

– Погодите секунду.

Гид показывал на старый серый камень, который выделялся среди красных кирпичей, и туристы вытянули шею, чтобы посмотреть на него.

– Для ранних масонов угловой камень, он же замковый, представлял собой первый камень, который закладывается в фундамент, и на нем часто выбивали дату и инициалы строителя, – продолжал гид. – Франкмасоны считали этот камень символическим элементом и продолжали традицию, но обычно они встраивали его в дома снаружи. Не считая разве что патриота и франкмасона Бенджамина Франклина.

Алара сердито посмотрела на Приста:

– Слушай, Прист, а ты не мог бы сходить на экскурсию потом? Я бы предпочла взглянуть на росписи.

– И вот что важно, – бубнил гид. – Бенджамина Франклина куда больше заботило то, что находилось внутри замкового камня, чем то, что нацарапано снаружи. В дневниках Франклин писал, что спрятал важные документы «Сынов свободы» за угловым камнем своего дома.

Пухлый коротышка в пластиковом дождевике поднял руку, как на уроке в начальной школе:

– Но если документы были так важны, почему он открыто не указал, где их спрятал?

– Отличный вопрос, сэр! – Гид радостно принялся излагать подробности. – Франкмасоны были известны тем, что работали безупречно и без швов, частенько они прятали ценности в своих строениях. И до спрятанного можно было добраться, лишь использовав рычаг под строго определенным углом.

Лукас повернулся ко мне:

– Дай еще раз взглянуть на записку.

Прист тоже всмотрелся в листок бумаги в моей руке, потом обратился к Лукасу:

– Ты думаешь о том же, что и я?

Лукас одарил его кривой улыбкой:

– Возможно.

Элль втиснулась между ними, пытаясь спрятаться от дождя.

– А можно уже подумать о том, что спрятано внутри музея?

Прист натянул капюшон:

– Нужно вернуться на кладбище.

– Но мы там ничего не нашли! – застонала Алара.

Лукас схватил ее за локоть и потащил за собой: