– Твоя правда, – призадумавшись, отвечал пожилой человек.

– Ты ложись да отдохни. Оно утро вечера мудренее. Вон слаб еще, дай себе роздыху. А с рассвета раннего – снова горы воротить начнешь.

Лишь только сейчас, сев и расслабившись в жарко натопленном доме, сообразил Николай Сергеевич, что усталость вчерашнего дня еще сидит в теле, и даже банные процедуры оказались неспособны с одного разу осилить ее. Веки налились свинцом, самого разморило и потянуло в сон. А раз так, то под увещевания супруги забрался он на печку, где потеплее, чтобы, свернувшись калачиком, мгновенно заснуть. И хоть еще не поздний вечер был, а все равно только раз проснулся Николай Сергеевич, да и то для того лишь, воды студеной испив, вновь провалиться в глубокий сон до самого утра.

Уже поднявшись, понял, что даже пошевелиться непросто ему. Тело скрутила страшная вялость пересыпа. Кое-как спустившись с печки и наказав баню топить, чтобы в порядок себя привести, прямо в исподнем вышел он на крыльцо и, чтобы проснуться, зачерпнул пригоршню снега и с гиком сыпанул его в лицо! И еще одну – на шею и под мышки. И еще! Растеревшись, он почувствовал себя намного лучше. Настолько, что уже бодренько так заскочил наверх по ступенькам, едва не сбив с ног возившегося у подклета Матвейку.

– У, шельма! – отвесив подзатыльник необыкновенно вялому мальцу, выругался пенсионер. – Чего как муха сонная.

– Брюхо, – жалобную скривив физиономию, проныл тот.

– Сожрал, что ль, чего непотребного? – Матвейка, скривив еще более кислую мину, в ответ лишь пожал плечами. – Ждан всему поучает? – решив, что самое место юнцу – на грядках, пенсионер уже и задание дал: обучением мальца заняться так, чтобы селекцией на пару занимались.

– Всему, – заюлив осоловевшими глазками, как-то неуверенно мотнул головой тот.

– Проверю! – чувствуя, как дрожь начинает пробивать тело, Булыцкий отпустил мальца на все четыре стороны и, наспех позавтракав, умахнул к княжьим хоромам. Туда, где, по его расчетам, уже должен был собраться ратный люд во главе с князьями.

Прошмыгнув к Спасским воротам, он едва не налетел на странную конструкцию: обычная тачка с установленным сверху навесом и козырьком, защищавшим от осадков восседавшего на скамейке бородача в богатой шубе. Ручки конструкции были видоизменены так, что превратились в некое подобие оглобель, в которые были впряжены двое унылых здоровяков. Понуро пялясь в землю, те волокли за собой тряскую тележку.

– Во, дела, – поразился Николай Сергеевич, глядя на русский аналог рикш. – Ловко! – проводив взглядом унылый экипаж, взял на заметку пришелец.

Ведь действительно, невесело в княжестве было Московском. Кору с деревьев обдирать, конечно, не начали, но лошаденок уже забивали даже и те из хозяйственников, кто покрепче на земле стоял. Так Булыцкий, выругавшись, сам уже пару раз выезжал к горемыкам этим, чтобы обмен предлагать: провиант за самых крепких тягловых.

– Зачем? – не поняли князья.

– Ломовых выводить буду, ежели поставить куда дашь! – оскалившись, огрызался пенсионер, вспоминая русского тяжеловоза.

– Богат, что ли, стал?

– Орудия, что ли, не нужны? – вопросом на вопрос отвечал преподаватель.

– Ты, Никола, честь знай! Вон уже серебра извели сколько, а орудия все твои – лишь те, что из колокола отлили.

– Так я и сразу говаривал: ведать не ведаю, как сробить! Вон, как с селитрой, на ощупь иду. Той зимой, когда домну ладили, на том и сошлись, что еще одна будет! Нам хоть сразуметь, как оно все делается, так и то – слава Богу!

– И? Сразумели, что ли?

– Сразумели, что печь мощнее должна быть. А чтобы так, меха больше и лошаденки крепче! Вон, те, что по кругу ходят, – дохлые! А мне – тяжеловоз надобен. А его вывести, лишь самым крепким случки устраивать да потомство сильное взращивать. На то мне и лошадки; не что ни попадя, а крепкие самые.

– Ну, и сколько надобно тебе?

– Пар хотя бы шесть.

– Три получишь, – чуть поразмыслив, отвечал Владимир Андреевич, – и место в боярских конюшнях.

– Мало.

– И на том слава Богу! А недоволен ежели, так и вообще с кукишем останешься.

– По-твоему будь, – понимая, что спорить – бесполезное дело, поклонился в ответ пенсионер.

– Нашел чем маяться, – фыркнул в ответ князь.

У Николая Сергеевича же на тот счет свое виденье было. Уже и ясно стало, что придется пушки таскать с места на место. И ладно бы, если то – со стены на стену. А как в поле врага встречать? На руках, что ли, переть их?

В общем, согласили князья в очередном эксперименте Николаю Сергеевичу. Благо за спиной последнего будь здоров уже сколько диковин ладных было.

Валенки, вон, повальную популярность приобрели! И тепло, и народ при деле. И плинфа как пошла! Люд, что побогаче, разом оценив преимущества печей каменных над очагами, стали заказывать себе в дома; вот еще и мастеровым прибыль, и в казну доход, на который уже потянулись в соседние земли караваны купцов – зерно покупать. А с ними в охране – ратники опытные. Дороги-то неспокойные нынче.

Даже производство фанеры – ну совсем неожиданный успех пришельца – и то по княжьему повелению на широкую ногу ставилось. Переселенцы надо, чтобы при деле были, да дружина – при чудо-щитах во весь рост. Легких, да непробиваемых! А тут еще пусть шаткий, но успех потешников – с наукой военной ознакомленные да еще – и в детинцах! Честное слово, было чем гордиться Николаю Сергеевичу!

Окрыленный размышлениями своими, пенсионер буквально влетел в горницу, где воеводы стянувшиеся уже сосредоточенно обсуждали план предстоящей кампании.

– Доброго всем здравия, – с порога поклонился визитер.

– И тебе не хворать, – пробурчал в ответ князь, не отрываясь от обсуждения. – Ты пока посиди. – Пожилой человек устроился в уголку, втайне сожалея, что не сповадился добежать ни до печи доменной, ни до казарм уже почти возведенных, куда помаленьку начали стягиваться созванные с окрестностей мальцы, которым предстояло теперь расти вместе с Василием Дмитриевичем, ратных дел хитрости постигая да сил набираясь для будущих побед великих.

Совет затягивался, и видно было, что здесь главный – Владимир Андреевич. Именно он, выслушав мнения, выносил окончательный вердикт, поясняя, в случае необходимости, почему оно так правильней. Наблюдая за происходящим, преподаватель не смог не усмехнуться, вспомнив примерно аналогичное действо в кабинете директора Краснознаменской школы. Ох, каким убогим теперь казался директор, вечно тикающий даже от в разы более простых решений, но при этом держащийся несоизмеримо высокомерно и дерзко. За наблюдениями и не заметил, как носом клевать начал и как наконец заснул. И лишь грохот распахиваемой двери привел пришельца в чувства.

– Гонец прибыл от Ягайло! – ворвался в горницу молоденький дружинник.

– Пусть войдет. Негоже, чтобы на дворе. Послушаем, что глаголить будет, раз все здесь, – усмехнулся Дмитрий Иванович. – А пока – баню стопите. Глядишь, – усмехнулся правитель, – и не с дурными вестями явились.