– Никак била, – ворочая головой, Владимир Андреевич принялся вслушиваться: а с какой стороны звук-то. – Со Смоленской земли, кажись, – сориентировался, наконец, он. – А оттуда кто? Святослав Игоревич?[40]Да навряд ли! Литовцы? А этим чего неймется-то?! Своих, что ли, бед не хватает? А ты чего помнишь?! Ну, из грядущего твоего-то?

– Быстр ты шибко, – проворчал в ответ Николай Сергеевич. – Ты времени дай хоть чуть. Разом-то и не упомнить всего.

– Что помнишь, говори! – князь насупился в ответ.

– Полслова – оно и хоть так, а хоть и эдак сразуметь можно. А сразумев, дела вершить не те, что надобно.

– Твоя правда, – успокоившись, кивнул Владимир Храбрый. – Сколько времени надобно?

– А сколько есть?

– До совета воевод.

– Что упомню, как на духу выложу.

На том и остановились. Владимир Андреевич умчался собирать ратный люд, а пришелец пошел напрямик к дому своему, по пути вспоминая, что происходило-то там.

По той истории, что в школе преподавал учитель, – хоть и к Москве тянущаяся, да все-таки пока еще себя Великим княжеством Смоленским кличущая, да не зависимая ни от кого земля. За ним – Литовское княжество, раздираемое усобицами бесконечными. Тут тебе и вражда между старшим сыном от второго брака Ольгерда[41], его двоюродным братом[42], и тут же – запутанные отношения и с польской шляхтой, и с рыцарями Тевтонского ордена. Настолько, что весь этот змеиный узел в итоге развяжется в Грюнвальдскую битву, которая, впрочем, дорого обойдется тевтонам. Но все это – много позже, а пока…

По ведомой Булыцкому истории, соперничество за престол Великого княжества Литовского между братьями. Пока – заигрывания, заключение союза и предательство Тевтонского ордена. Пока – сложные отношения между Литовской и Московской Русью, обусловленные тем, что Киприан, митрополит Литовский, теперь добился реализации своего права, дарованного Нилом Керамеем, и был признан и митрополитом Московским. Если все шло бы своим чередом, то здесь тебе и тайный союз Ягайло, Корибута и Свидригайло, целовавшими, впрочем, без особого усердия, крест на верность Дмитрию Ивановичу Донскому. Хотя, по правде, союз тот больше Великому князю Московскому нужен был, чтобы сына Василия Дмитриевича из Орды вытащить, куда тот после взятия Тохтамышем Москвы был направлен в качестве заложника. Ягайле же то целование – выбор союзника да дополнительный аргумент в тайных переговорах с польской шляхтой, да цену себе набить повод хороший. И по срокам все вроде совпадало.

Вот только правдой это было при условии, что все чередом своим бы шло и Москва пала бы. А крепость-то устояла! Более того, границы Московского княжества знатно расширились, не в последнюю очередь благодаря совместному походу Тохтамыша с Дмитрием Ивановичем. Соответственно, и у Донского потребность в братании с литовскими князьями вроде как отпала; худые ведь союзнички-то. Вон друг друга сколько раз предавали! Ягайло, за престол воюя, отца Витовта в ловушку заманил да погубил в застенках, и только чудо да самоотверженность супруги потомка Кейтута спасли его от участи отца. Витовт же, чтобы отомстить брату, пошел на союз с тевтонами, в знак верности приняв католичество и крестившись на латинянский манер под именем Виганд. Но и это не помешало последнему через полгода перекреститься по православному обычаю под именем Александр и уже вместе с Ягайло пойти на штурм Мариевендера – свежеотстроенной крепости Тевтонского ордена.

И брат тому под стать. В результате усобицы в 1385 году Ягайло сделает окончательный выбор и заключит Кревскую унию с Польшей, по итогам которой и сам в латинянство уйдет, и настоит, чтобы Витовт, к тому времени православный, принял католичество, в третий и последний раз сменив веру. В 1386 году Ягайло возьмет в жены Ядвигу и примерит на себя корону польскую, а католик Витовт через много лет мытарств таки добьется титула Великого князя Литовского. Софья выйдет замуж за Василия Дмитриевича, но то случится лишь через семь лет, и дети у них появятся, из которых один и выживет, который еще совсем юным будучи, после смерти отца и сядет на престол, фактически отдаст бразды правления Софье. Под это дело и Русь Московская ослабнет и, пошатнувшись, все-таки удержится, пока Витовт дела лихие творить будет, к землям княжества своего присоединяя один за другим города, над которыми Москва власти прочной не имела. Амбиции Ягайло ограничатся польской короной, в то время как Витовт пойдет на Золотую Орду, но в этом походе потерпит сокрушительнейшее поражение.

Как-то так. В общем-то это все и рассказал учитель собравшимся на совет воеводам, заодно подловив себя на том, что и повадки, казалось, забытые – преподавательские – проснулись. И до смешного ведь доходило! Выхаживая перед растянутой на жердях картой княжеств и делая паузы между ключевыми словами, он автоматически повышал голос, когда кто-то из присутствующих пытался, перебив Николая Сергеевича, вставить слово или вопрос задать… Ну как урок держал тот ответ перед бородатыми мужами. Сообразив, притормаживался, конечно, да только ненадолго хватало сноровки, и снова «препод» включался. Ладно хоть выступление недлинное было.

– Литовцы, думаешь?

– А кому еще?

– Ягайло, говоришь, в латинянство княжество Литовское уведет? – грузно сидя на лавке, проворчал Дмитрий Иванович, едва пришелец закончил.

– Верно, – кивнул пришелец. Впрочем, это особенно и не требовалось, так как больше вслух сейчас рассуждал правитель.

– И все за ним пойдут? В латинянство-то?

– Бог с тобой, князь! Не все. Кто-то в открытую против выступит. Тот же Свидригайло[43]Ольгердович. Кто-то – втихую: роптать да интриги плести. А кто-то сшибется не на жизнь, но на смерть; вон тот же Андрей Ольгердович[44]. А Остей[45]в православие с нашествия самого Тохтамыша обращен. Ему, как все своим чередом идти, так и погибнуть, Москву отбивая, суждено. А по теперешнему – союзник твой.