Юрьевича есть брат?

— Двоюродный. У Валентина Игоревича два сына было. Один с семьей разбился, вот только мальчишка и выжил. Кирилл. — говорит Степа, и внутри все сжимается.

Я не знала…. Я не знала, что Кирилл потерял семью. Да еще и при таких обстоятельствах. Выжить в аварии, когда все твои близкие погибают. Какой ужас!

Зажимаю рот рукой, чтобы не издать звука. В груди становится так больно, будто я сама это пережила, а не он….

Поэтому он был не в себе, когда чуть не сбил меня? Поэтому был разъярен, когда решил, что я творю все это ради денег?

— А почему он раньше тут не появлялся? — продолжает допрос дамочка.

— Какие-то проблемы с семьей. Он сам по себе. Про интернет площадки слышала? Вот с этого он начинал с партнерами. Потом фирму заграбастал.

— А сюда тогда зачем пришел? Еще и акционеров собрал. Ой, не нравится мне все это…..

— Наследство, наверное, делить.

— Думаешь, с генеральным все так плохо?

— Он в коме.

В коме?!

Валентин Игоревич в коме?!

— Мда. И, что, теперь этот будет начальником?

— Ну, все лучше, чем Юрий Валентинович и его сын. Что один что второй таких дел наворотить могут, что завтра банкротами станем.

— Типун тебе! — ругается дамочка.

— А ты, Машка, не теряйся. Новый босс-то красавчик, сама сказала, — добавляет Степа с какой-то хитрой интонацией, и меня тут же пробирает злость.

Он сейчас сваху из себя разыгрывает?

— Да он женат, наверняка. — недовольно бурчит она. Вот! Правильно думает!

— Богатые не женятся так рано. Так что грудь вперед и пошла!

— Ну, я-то могу, — хихикает дамочка, и я только сейчас замечаю, как яростно сжимаю кулаки.

Внутри все кипит так, что хочется вылететь и поругаться. Но только я не имею на это права. Вообще никакого.

И на эту злость и досадную ревность, разъедающую душу изнутри, прав у меня тоже нет.

Я подписала договор, я сделала свой выбор….

Остается следовать ему. Надеюсь, судьба смилуется и не заставит меня наблюдать за тем, как эта дамочка вьется рядом с Кириллом, а он охотно с ней заигрывает.

От одной мысли в сердце входит ржавый гвоздь.

Не думай об этом. Не думай!

Отворачиваюсь и иду к окну. Наслушалась себе на “радость”. Теперь вон снова глаза на мокром месте, а горечь во рту все сильнее. Пытаюсь отвлечься. Сначала видом на город, потом телефоном, часы на экране которого начинают нервировать. Мне на работу скоро нужно идти, а здесь ничего не понятно.

И что прикажете делать?

В холле какой-то шум. Люди в костюмах, а Антона не видно. И Кирилла тоже. Может, у них свое совещание после общего? Ну сколько еще ждать?

Оставляю на столике опустевший стакан, и вновь возвращаюсь к окну. Небо серое, жизнь серая. И там и тут пахнет грозой и затяжными дождями….

— Хорошего жениха ты себе выбрала, — раздается голос за спиной, и я вздрагиваю.

Моментом оборачиваюсь и натыкаясь на обжигающий льдом взгляд Кирилла.

В моих глазах — испуг. В его — ядовитая усмешка.

Он пришел не водички попить, а на осколках моей души потоптаться. А мне и так чертовски больно и сложно.

И сказать ему нечего.

Подхватываю свою сумку с дивана, хочу сбежать, но он одним шагом влево преграждает путь своим мощным натренированной телом. В нос бьет дерзкий аромат парфюма, до сих пор кружащий голову. Перед глазами кадык и расстегнутый ворот белоснежной рубашки.

— Я не отпускал. — звучит звоном сосулек его морозный голос.

Отвожу взгляд, потому что все внутри вибрирует и стягивается в тугой узел.

— Что тебе надо? — шиплю я.

— О чем говорил Антон?

— Что? — в испуге вскидываю взгляд и тут же жалею об этом.

Невыносимо читать злость и презрение в глазах, которые еще недавно согревали теплом.

— Пятно на его репутации, и ты потеряешь все? — с ядовитой усмешкой спрашивает он. — У вас договорные отношения, не так ли?

От его вопроса по телу идет дрожь. В голове сразу мысли о Варе и неустойке. Но ведь Антон сам виноват, что болтал о таком в общественном месте!

Хотя, виноватой буду я.

Отвожу глаза в пол, сжимаю крепче ручку сумки, и вынуждаю себя быть сильной. Сейчас нельзя давать слабину.

— Нет. Брак будет настоящим. — говорю, а в глазах Кирилла мечутся опасные тени. — А это пункт брачного договора, который мы подпишем.

Теперь на его устах не злая усмешка, а пугающий оскал.

— Ты знаешь, что нужна ему ради наследства и только? — вроде, хочет задеть, а мне хочется верить, что это форма заботы.

Идиотка я. Что еще сказать?

— Знаю.

— Не удивлен. — качает головой, и презрения и ненависти в карих глазах становится так много, что я медленно умираю внутри. — Но, видишь ли, никакого наследства не будет. Я об этом позабочусь. Потому, Лерочка, лучше беги, пока этот “контракт” не подписала. Это мой тебе прощальный подарок.

Хорошее предложение. Отличное.

Вот только от этой гребанной бумаги жизнь Вари зависит!

— Ты меня услышала? — требует ответ Кирилл.

— Услышала.

— И?

— Никуда я не побегу. — выдавливаю из себя ответ, и содрогаюсь от того, как хрустят его кулаки.

— Даже так? Я предлагаю тебе безболезненный выход, а ты повышаешь ставки? Так хочется денег?

Его слова бьют поддых. Козел!

— Ну что ты? Неприятно? — с садистким удовольствием пытает меня.

— Все нормально, — отзываюсь я, сжимая пальцы так, что ногти впиваются в кожу. Реветь я тут не буду. — Все правильно. Нужно смотреть правде в глаза. Я, ведь, только на деньги падкая.

Кирилла передергивает от этих слов, но я не жалею. Решил меня топтать в собственной ненависти. Пусть растопчет поскорее и оставит в покое, пока я не рехнулась до конца.

— Ну раз мы выяснили, что оба не белые и пушистые, давай играть по-черному, — решает он. Достает из внутреннего кармана пиджака телефон, щелкает по экрану и тычет мне в нос те грязные снимки из клуба.

— Как думаешь, статья о том, что новоиспечённая жена, стриптизерша, подпотит репутацию твоего золотого женишка?

Меня пробивает током от этих слов! Не могу поверить, что Кирилл на это способен!

Нет! Не может быть!

Или… может?

Я его совершенно не знала?! Он такой же, как и его брат! Вся семейка такая!

— Ты гад! — шиплю я.

— Даю последний шанс! — рычит Кирилл. — Уходи от Антона восвояси!

В голове бешено мечутся мысли. Я загнала в угол, и выхода нет. Отчаяние волнами накрывает от макушки до пят. Глаза дрожат, глядя то на проклятый экран телефона, то на Кирилла.

Больно! Но хорошо, что я