Начальная цена – сто ливров – сразу взлетает в несколько раз. За танец борются и женщины, и мужчины. Дородный граф с труднопроизносимой фамилией предлагает пятьсот (ни одна из его дочерей на аукционе не присутствует, но каждая из них будет счастлива получить такой подарок от отца). Маркиз Вельен старается для сестры – для нее ему не жалко и семисот ливров. Но щедрее всех оказывается баронесса Ализе (дама средних лет с крючковатым носом) – чтобы побаловать себя, она отваливает целую тысячу. Она действует с таким напором, что мне становится жалко его величество – вести в танце, кажется, будет именно она.

За форлану (понятия не имею, что это за танец – мне вообще кажется, что все они похожи один на другой) борьба разгорается еще жарче. В нее вступают даже высшие аристократы, которые поначалу посчитали эту забаву недостойной своего положения.

Присутствующая здесь герцогиня де Жуанвиль участия в торгах не принимает. Она наблюдает за борьбой других дам со снисходительной улыбкой. Ей ни к чему платить за танцы с королем – она их получает бесплатно.

Но самое интересное начинается, когда объявляют начальную цену на финальный танец бала – котильон. Тут напрягается даже Клэр. Она, наконец, понимает, что на этом балу блистать в паре с его величеством у нее не получится. Все танцы будут распроданы на этом аукционе.

И всё-таки она не участвует в торгах. Признаться, я восхищаюсь ее выдержкой. Она просто поднимается и выходит из зала с видом королевы, случайно оказавшейся на рыночной площади. А вот ее супруг остается, чтобы узнать имя победителя.

Когда аукцион заканчивается, граф Помпиду довольно потирает руки.

– Отличная идея, Дюбуа! – снисходит он до похвалы Алану. – Вы завтра же должны начать закупать строительные материалы и нанимать рабочих. И хотя этих денег, пожалуй, не хватит на полное оснащение купален, в дальнейшем можно будет провести еще один аукцион.

– Именно так, ваше сиятельство! – кажется, мой секретарь польщен.

Я довольна и выхожу из зала, где проводились торги, в приподнятом настроении. Но в коридоре сразу же встречаюсь с принцессой Луизой, глаза которой сверкают гневом.

– Это мероприятие оказалось еще более унизительным, чем я предполагала!

Не понимаю, откуда она может это знать – на аукционе ее высочество, конечно, не присутствовала. Может быть, она находилась в соседней комнате и наблюдала за всем происходящим через какое-нибудь стекло, замаскированное под зеркало.

– Да, возможно, – соглашаюсь я. – Но оно поможет Тодории хотя бы частично расплатиться с долгами.

– Вы рассуждаете как торговка, ваша светлость! – в голосе ее я слышу презрение. – Говорят, это свойственно всем американцам. Вы забыли про то, что отличает настоящих аристократов. Мне вас жаль.

Глупая девчонка! Не ей упрекать меня в том, что я пытаюсь хоть как-то помочь ее стране, в то время, как их хваленые аристократы занимают выжидательную позицию.

Но вслух я говорю другое:

– Ваше право думать именно так, ваше высочество. Но позвольте мне остаться при своем мнении.

– Я ненавижу Клэр де Жуанвиль, – тихо говорит принцесса, – и давно мечтала, чтобы мой брат однажды отверг ее и обратил свой взор на более достойную женщину. Но сейчас я сама готова встать на сторону герцогини – она хотя бы ведет себя, как подобает дворянке. А вы… вы…

Договорить она не успевает – лицо ее становится совершенно белым, а сама она начинает медленно опускаться на пол, прижимаясь к стене.

– Ваше высочество, вам плохо? – дурацкий вопрос, но ничего другого мне в голову не приходит. – Я сейчас позову слуг и доктора.

– Нет, стойте! – она останавливает меня взмахом руки. – Не нужно никого звать. Они всё равно ничем не смогут мне помочь. А я не хочу лишний раз волновать его величество. Просто помогите мне дойти до спальни.

Я помогаю ей подняться, но идея скрыть ее плохое самочувствие от короля не кажется мне правильной. Она замечает мою нерешительность.

– Поверьте, ваша светлость, я знаю, что говорю, – бледные губы ее трогает усмешка. – Доктор всего лишь предложит мне те капли, что и так стоят у моей кровати. Моя горничная может накапать мне их и без его участия.

– И всё-таки, ваше высочество…

– Простите, маркиза, я знаю, что не имею права просить вас о помощи после того, что только что наговорила вам, но я всё-таки прошу. У моего брата и так хватает забот.

Она опирается на мою руку, и мы медленно бредем по коридорам дворца в то крыло, где находятся ее апартаменты. Когда навстречу нам попадаются придворные, Луиза натужно улыбается и делает вид, что увлечена разговором со мной. Я поражаюсь ее внутренней силе.

И только когда мы переступаем порог ее спальни, она падает прямо на ковер, не сумев дойти до кровати. Но тут уже ей на помощь кидается горничная. Мы укладываем ее высочество в постель, и она, немного придя в себя, выпивает те капли, о которых говорила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Щеки ее сразу розовеют, а дыхание становится более спокойным.

– Благодарю вас, ваша светлость! – голос ее едва слышен.

– Я рада была оказаться вам полезной, ваше высочество. Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело, но если королевский врач не способен найти причину болезни и помочь вам, то не стоит ли обратиться к другому эскулапу?

Горничная помогает принцессе приподняться, подложив ей под голову еще одну подушку.

– Знали бы вы, ваша светлость, сколько их было. Я слышала, вы изучаете расходы двора. Так вот могу вам признаться, значительная часть этих расходов связана как раз со мной. Рейнар не скупится на оплату услуг докторов. Он еще на что-то надеется, хотя я понимаю, как тяжело ему видеть меня такой.

– Он любит вас, ваше высочество, – говорю я.

– Да, конечно, – кивает она, и даже этот кивок дается ей с большим трудом, – но иногда я думаю, что ему было бы гораздо легче, если бы у него не было такой слабой сестры. Моя болезнь, как и болезнь Эмили, дает возможность недоброжелателям надеяться на смену власти в Тодории. А сейчас прошу простить меня, мне нужно отдохнуть.

Я делаю книксен и выхожу из комнаты принцессы. Мне и самой уже трудно дышать. У меня тоже разболелась голова. Прочь, прочь из дворца! На свежий воздух!