– Наконец-то, – и иронично обозначив полупоклон добавил: – со свиданием, господин Туманов.

Туманов уже прокачал физические данные гостей – «быстры, ловки, агрессивны. Опасны», и незаметно разгоняя организм для предстоящей работы, вежливо молча кивнул. Сидел расслаблено, подогнув одну ногу под табурет и баюкая в руках стакан с горячим чаем в подстаканнике.

– Вы как предпочитаете общаться, Сергей Аркадьевич: по человечески, или..? – человек в тёмном не сводя с него глаз чуть двинул пальцами, и один из опричников плавно скользнул за спину Туманова.

Это было уже лишним, отдавать инициативу таким противникам Туманов не собирался. Качнул корпус влево и через плечо метнул в грудь заходящему ему за спину стакан с чаем, выходя в полуприсед подцепил ногой дубовый табурет и с треском влепил им по коленям второму охраннику. Уже в боевом трансе взмыл в прыжке, и выхватив нож широким махом перерубил стоящему позади него кисти обеих рук, когда тот попытался блокировать его удар. Дальнейшее происходило в замедленном темпе, как всегда было, когда Туманов действовал в «силе»: потерявший равновесие от удара табуретом медленно заваливался на спину, выдергивая из-за пояса наган и направляя его в сторону Туманова. Человек в тёмном выбросил перед собой обе руки, как-бы накидывая на Туманова и сидящего в ступоре маслобойщика полупрозрачную серую сеть, развернувшуюся сферой и медленно опускающуюся на них. Боец сзади, выставив перед собой обрубки предплечий, игнорируя фонтанирующую кровь, бросался на него, пытаясь обхватить за корпус. Уходя от его захвата и опускающейся сети Туманов плавно сместился вперёд, и метнул нож в грудь лежащего на полу охранника, закончившего выбирать слабину курка. Подцепив за рукав человека в тёмном, через подсечку дёрнул его за себя, навстречу пытающемуся сделать захват безрукому. Когда они оба полетели на пол, мешая друг другу и поскальзываясь на крови, Туманов был уже у двери, и выдернул из-за верхнего дверного косяка шашку, заранее припасённую там без ножен. Боковым зрением заметил, как опадает на всё ещё сидящего хозяина фактории сеть, облепляя его фигуру и истаивая на глазах, увидел его застывшие глаза и вцепившиеся в стол пальцы, белые от напряжения. Махнул шашкой, отрубая голову опричнику, пытающемуся встать с ножом в груди и с наганом в руке, и перехватив клинок метнул, как пику, в спину другого, с обрубленными руками, пригвоздив его к стене. В этот момент человек в тёмном без разбега, оттолкнувшись от пола прыгнул через стол, выставив перед собой ладони, и вынося окно вывалился во двор. Туманов в ярости метнулся к двери, распахнув её плечом и выхватив наган, смирившись с тем, что без шума захватить такого зверя не получится. С крыльца успел заметить шарахнувшихся в стороны лошадей приехавших, спину бегущего к воротам человека и свист аркана. В следующий миг перехваченного поперек туловища беглеца уже втаскивал обратно во двор Шайдавлетов, забрызганные чужой кровью Филатов и Аюпов аккуратно прикрывали ворота, а Лисин и Нуртдинов брали в повод нервничающих лошадей.

– Как там? – спросил мимоходом Филатова, взглядом указав на приоткрытую дверь маслобойного цеха.

– В куски, командир. – удовлетворённо пробурчал тот.

Шайдавлетов уже успел спеленать пойманого по рукам и ногам, задрав ему голову за волосы и зло шипя что-то на ухо. Тот не слушал, кося в сторону Туманова настороженным взглядом.

– Смотрите в оба.

Туманов быстро прошёл в помещение цеха, едва не наступив в лужу крови у самого порога. Внутри всё тоже было в кровавых брызгах, в середине небольшого цеха, рядом с прессом, лежали бесформенной кучей останки двух бойцов из прибывшей команды, действительно изрубленные в куски. Было очевидным, что пластать их начали от самого входа, не дав даже вытащить оружие, которое отдельной кучей лежало в стороне: шашки в ножнах, наганы в кобурах, а справа от двери стоял отрубленный поперёк голенища сапог, со стопой внутри. Выглянул во двор, распорядившись тщательно обыскать всех убитых и пленного. Сам вернулся в комнату конторы, обеспокоенный затянувшимся бездействием хозяина маслобойни. Сразу направился к нему, всё ещё сидящему за столом, и внезапно понял, что тот мёртв: вцепившиеся в стол пальцы, лицо – белы как мел, остановившийся взгляд тускл и безжизнен. Подойдя ближе с удивлением не обнаружил рядом даже намёка на сеть, которую (он сам видел) набрасывал человек в тёмном. Коснулся плеча маслобойщика, оно было окоченевшим, твёрдым, как дерево. Осмотрел помещение – никакой сети, кровь на полу и стенах, и два трупа.

При обыске обнаружили у каждого одинаковые чёрного цвета кисеты с какой-то дрянью, обезличенные предписания за подписью председателя Петроградского ВЧК Бокия: «Предъявителю сего незамедлительно оказывать всемерное содействие», десяток бумажек с описанием Туманова и золотых червонцев на триста рублей. У пленного, кроме всего был на поясе мешочек с неизвестным порошком и амулетом, в форме треугольника. Находиться на территории маслобойни дальше было нецелесообразным, оставлять тут следы своего пребывания – тоже. Не долго думая решили поступить просто: пленного завернули в тряпьё, обнаруженное под навесом, крепко связав укутали в рогожу и бросили в подводу, закидав соломой. Трупы убитых сволокли в давильный цех, вместе с их оружием и вещами кинули в кучу сухого жмыха и вылили сверху бочонок грязного льняного масла, стоявший тут же. Хозяина маслобойни положили на солому под навесом. Казаки вскочили на добытых лошадей, и не таясь выехали из ворот – пятеро всадников заехало, пятеро и уехало. А Туманов поджёг бумаги, с описанием самого себя, от них запалил давильный цех, и на подводе задами выехал за околицу, направившись к ближайшему лесу, в направлении Ивашкина. В двух верстах от слободы, у леса собрались все вместе, издали понаблюдали за горевшей ярким пламенем маслобойней: стоявшая несколько на отшибе фактория горела почти полностью, оставался целым только навес с бывшим хозяином. Суета соседей и жителей, с вёдрами и баграми, была сугубо прагматичной – не дать загореться соседним домам и избам, тушить пожар никто не пытался. Движение по улице застопорилось, собрав у места пожара несколько обозов, один из которых был артиллерийским. Выставили дозорных, углубились в лес и приступили к допросу пленного – не везти же его на базу.

Допрос организовали прямо в подводе, открыв пленному лицо в разрезе рогожи. Оставить его связанным настоял Аюпов, настороженно держась всё время за спиной пленника. Он же завязал последнему глаза куском тряпки, буркнув, что так будет лучше, и оставил командира одного. Допрашивать спеленатого в кокон человека, да ещё не видя его глаз было необычно. И собственно допроса как-то не выходило: пленник молчал, на вопросы не отвечал, вёл себя странно