– Врёте! – выпалила Настя ему в лицо с самой чистой, беспримесной ненавистью. Сейчас она как никогда была похожа на княжну дикого племени. – Мне было одиннадцать лет, но я отлично помню, как вся округа ездила к нам сочувствовать! После того, как папенька спустил в вист её приданое! Целую деревню с пятьюдесятью душами! А ведь Аня могла вырваться отсюда, у неё уже был жених! Которого, разумеется, после этой истории как ветром сдуло – а как же могло быть иначе?!

– И ваша сестра?..

– Отравилась!!! Аня отравилась, Никита Владимирович, она наглоталась сулемы! И папеньке стоило больших денег убедить попа, что она сделала это в приступе безумия! Иначе её и на кладбище не позволили бы похоронить! И вы думаете, папеньку это образумило хоть малость?! Ничуть!!! Всё продолжалось по-прежнему! Зачем, зачем вы скрыли от меня это?!.

– Анастасия Дмитриевна… – всё выглядело так глупо, так смешно и вместе с тем так ужасно и больно, что Закатов не знал, как объясняться с этой перепуганной девочкой. Никогда прежде ему не приходилось вести подобных разговоров. – Анастасия Дмитриевна… Настя… Ты ошибаешься, спасением души клянусь! Всё вовсе не так! Я не игрок, и могу в том поцеловать тебе образ. Конечно, я не святой, но… Но на твоего покойного папеньку вовсе не похож.

– Я вам не верю, – хрипло сказала Настя, резким движением вытирая слёзы. – И про образ ничего не говорите мне! Папенька после каждого проигрыша этот образ целовал, а толку?! Что проку, если человек и стыд, и совесть давно спустил в вист?!. Вы не игрок! Как поверить?! Вы за ночь вон девку выиграли! Красивую! Ещё скажите мне, что неопытным игрокам всегда везёт и что фортуна любит новичков!

– Ничего подобного, это красивая сказка для дураков, – хмуро буркнул Никита. – В картах вообще мало случайностей. Просто расчёт и математический анализ, вот и всё.

– Вы – шулер?.. – побелевшими губами спросила Настя, и, если бы не её искажённое ужасом лицо, Закатов рассмеялся бы.

– Нет. Послушай… Послушай, в корпусе у меня был высший балл по математике. Я очень быстро сумел понять всю суть и виста, и штосса… И тем более преферанса. Там нет ничего мудрёного – особенно если умеешь логически мыслить и имеешь хорошую память. Я однажды обыграл весь свой полк в Малоярославце.

– И… что же?

– И после этого бросил игру совсем. Мне это показалось действительно шулерством. И больше не брал карт в руки… Разве что для важных дел. Ну, как, например, этой ночью. Настя, я клянусь тебе, мне просто стало жаль эту несчастную Васёнку! Да и Агарина, мерзавца, стоило проучить.

– Но… как же так? – по-прежнему недоверчиво спросила жена, садясь напротив и в упор глядя на Никиту своими узкими, уже высохшими глазами. – По вашим словам, вы можете выигрывать за ночь огромные деньги без всякого мошенства…

– Ну… Могу, пожалуй.

– …и совсем не пользуетесь этим?! Даже при наших расстроенных делах?

– Я не считаю возможным этим пользоваться.

– Я вам не верю! – отрезала Настя, вставая и поворачиваясь к мужу спиной. – Не верю! Но воля ваша, я вам жена, полностью в вашей власти и, стало быть…

– Послушай, к чему такие разговоры? – огорчённо спросил Закатов. Подойдя, он взял её за плечи, попытался развернуть к себе. – Я не тиран и не деспот. И никогда не обманывал тебя. Может быть…

– Минуту, Никита Владимирович! – Настя, внезапно вырвавшись из его рук, метнулась к резному бюро и, за мгновение перерыв его сверху донизу, извлекла из нижнего ящика потрёпанную колоду карт. – Предупреждаю, что я никогда не поверю вам на слово! Но докажите мне! Преферанс? Отлично! Я тоже не лыком шита, я двадцать лет с батюшкой прожила! Обыграйте меня хотя бы пять раз подряд, и тогда…

– Хоть двадцать пять, – хладнокровно сказал Никита, садясь за стол напротив жены. – И заметь, у тебя преимущество – колода твоя и не новая.

– Ни-ког-да Остужины не были уличены в краплёных картах! – отчеканила Настя. – Мечите!

– …Но… Как же такое может быть?!. – шёпотом спросила Настя, проиграв в двенадцатый раз и растерянно перебирая в руках атласные листочки карт. – Никита Владимирович… Я не верю… Вы что-то делаете?!

– Ты обещала, что поверишь, – усталость минувшей ночи наваливалась неумолимо, и Закатов едва сдерживал зевоту. – Теперь ты видишь, что я тебя не обманул.

– Невероятно… Да вы страшный человек!

– Ну что же это такое: всё «вы» да «вы»!

– Никита Владимирович…

– Настя, не пора ли тебе наконец говорить мне «ты»? – усмехнулся Закатов, забирая из рук жены карты и вынуждая её подняться из-за стола. – Всё-таки третий год вместе… приличный срок.

– Как вам будет угодно, – всё ещё в замешательстве ответила она. – Но…

– Послушай, мы оба этой ночью не спали. Признаю, по моей вине. Прости меня, душа моя, и пойдём выспимся наконец. Обещаю тебе, что больше никакого виста с преферансом, не беспокойся. И знаешь, если бы я прежде знал о твоём семейном горе, я бы вовсе плюнул на эту Васёну. В конце концов, обоих Агариных этим не исправишь.

– Нет, вы были правы, – медленно сказала Настя, поднимая на мужа странно блестящие глаза. – Вы были правы… И слава богу, что вы мне всё это рассказали. Ступайте спать, Никита Владимирович… А у меня ещё есть дела. Нужно отдать распоряжения, и в девичьей со вчерашнего дня беспорядок… Нет, мне надо идти. Что люди подумают, если барыня завалится спать средь бела дня?

– Настя, останься, – Никита обнял её худенькие плечи, впервые почувствовав острую нежность к этой девочке, которая никому не верила на слово. Растрёпанная коса жены упала ему на плечо, мягко мазнув по щеке. Настя слабо вздрогнула, когда муж обнял её, закрыла глаза. Совсем по-детски всхлипнула. Вскоре она уже спала у него на руке, а ещё через мгновение заснул и сам Закатов. Низкое осеннее солнце, прорвавшись через тоненькие ветви берёз, пробило комнату широким лучом, и в луче этом появилась Дунька. На цыпочках просеменив через спальню, она бесшумно задёрнула занавеси, вздохнула, покачала головой. Истово перекрестила свою спящую барыню. Подумав, размашистым крестом осенила и храпящего барина. И лишь после этого мягко, по-кошачьи ступая, вышла из спальни.

* * *

– Ну, Настасья Дмитриевна, – не было у бабы забот, так купила себе баба порося! – мрачно объявила Дунька, войдя в комнату барыни и с размаху опуская на стол стопку выглаженного белья. – И что только у барина в голове было, когда он эту Васёнку привёл, – побей бог, не разумею!

– Да уж поболе, чем у тебя, у барина-то в голове! – нахмурилась Настя, ловко подхватывая рассыпавшееся бельё. – Ты в рассуждения не ударяйся, не по чину тебе, а толком говори! Что тебе Васёна? Дерзит или не слушается? Или работает плохо?

Стоял холодный октябрьский день. Небо было обложено тяжёлыми сизыми тучами, вот-вот должен был хлынуть дождь. Облетевшая липа за окном дрожала на ветру. Где-то на задворках уныло и монотонно орал петух, и этот бестолковый крик только усиливал осеннюю скуку.