— А раньше такое было? — спросил Макалпин.

— Да, он всегда предупреждал. Он, — Лиск остановился у двери в гостиную, — очень аккуратен. О чем вы хотите с ним поговорить? Я могу помочь?

— Один из тех случаев, когда он, возможно, знает больше, чем ему самому кажется. Мы хотим показать ему несколько фотографий друзей Элизабет-Джейн — вдруг у них окажутся общие знакомые.

— Он говорил, что ему уже звонили насчет Элизабет.

— Да, и мы будем беспокоить его снова и снова.

— Понятно. Пожалуйста, проходите. — Лиск подошел к окну с видом на залив и закрыл оконную створку. Макалпин огляделся, подумав, что Хелене здесь бы понравилось: полированные полы, восточный шелковый ковер, высушенные цветы на каминной полке из болотной сосны. Он потрогал радиатор. Теплый. Такой мягкий уют не очень сочетался с религиозным аскетизмом.

— Мы раньше нигде не встречались, мистер Лиск? — спросил Макалпин. — Я имею в виду — до расследования? Ваше лицо мне кажется знакомым.

— Да, встречались. — Священник криво улыбнулся. — Я никогда не забываю лица. Как только я вас увидел, сразу вспомнил. Девушка из съемной комнаты… Та, с которой произошло несчастье.

Макалпин решил, что ослышался. Кто посмел заговорить о ней и всколыхнуть прошлое?

— Прошу прощения?

— Будучи студентом, много лет назад, я снимал комнату на Хайбор-роуд. С девушкой, жившей наверху, произошло ужасное несчастье. Вы были там. Мы встретились на лестнице.

— На лестнице… Ну конечно! — Макалпин машинально поглаживал радиатор, вспоминая, как он оказался на лестнице в тот день, больше двадцати лет назад. — С тех пор вы изменились.

Лиск потер подбородок.

— Мое лицо как-то не поладило с приборной панелью машины, и лицо проиграло. Национальная система здравоохранения обеспечила новые зубы, и все закончилось благополучно. Я, должно быть, отношусь к той редкой категории людей, которые с годами выглядят лучше.

— Так, значит, вы ее знали? Блондинку сверху?

Лиск кивнул.

— Мне не следовало тогда сбегать от вас. Признаюсь, это один из немногих случаев в моей жизни, когда я солгал. Мне стыдно до сих пор.

Макалпин поднял бровь, но промолчал.

— Дело в том, что я был очень молод, готовился стать священником, а она… она была очень приятной. Очень. Всегда доброжелательна, с доброй улыбкой, но, как мне казалось, слишком одинока для своего возраста. Моя вера не одобряет одиноких матерей — сейчас это звучит очень несовременно, — и я старался избегать общения, потому что она была беременна. Но когда мы разговаривали — она была очаровательна. — Лиск выглядел смущенным. — Чудесная женщина. У нее были необыкновенные, потрясающие серые глаза. И лицо, которое невозможно забыть.

— Я никогда не видел ее лица. Таким, каким оно было.

— Она преподала мне урок терпимости, — продолжал Лиск. — И, сама того не подозревая, помогла мне узнать многое о себе самом. Я знал ее лучше, но не признался тогда. Я не хотел иметь ничего общего с расследованием. Если бы люди узнали… Мне было очень плохо. Каждое двадцать шестое июня я вспоминаю о ее маленькой девочке…

— А как вы узнали, что у нее родилась дочь?

— Я несколько раз был в больнице и справлялся о ней. Меня там немного знали — я был помощником капеллана при больнице — и с радостью рассказали, что родилась девочка. Кесарево сечение — при ее состоянии другого выхода не было. Всего через два дня после моего собственного дня рождения, так что эту дату я помню всегда. А затем что-то вскрылось, и полиция стала обыскивать ее комнату. Понятия не имею, что там хотели найти.

Макалпин продолжал хранить молчание, вспоминая портреты Стива Маккуина, трепетавшие на сквозняке.

— Теперь все это в прошлом. Но я помню, что именно она научила меня ценить хороший кофе. — Лиск улыбнулся. — Я был беден и как-то зашел к ней попросить пакетик чаю. И в этой лачуге она угостила меня самым лучшим кофе, который я когда-либо пил в своей жизни. Он был голландским, и она сказала, что любит именно его. Не хотите чашку кофе? Правда, у меня только растворимый. — Лиск улыбнулся. — Она бы не одобрила.

— Не откажусь, — ответил Макалпин. Его голова закружилась от мыслей.

Лиск вышел, оставив дверь открытой, и Макалпин медленно прошелся по комнате, разглядывая картины на стенах. Он старался вернуться в настоящее, но хотел только одного — сесть и сказать: «Расскажите мне о ней, какой у нее был голос, как она жила?» Он надеялся, что она была веселой и много смеялась.

— Так что вы хотите знать? — спросил голос из кухни.

«Как она смеялась?»

— А когда вы последний раз разговаривали с Яном?

— Я звонил ему утром. Он сказал, что уже связался с полицией. Я хотел с ним поговорить вчера вечером, но его не было дома. А такие новости не стоило передавать с помощью его матери, разве нет?

Макалпин откашлялся, стараясь скорее прочистить свою голову, а не горло.

— Мы просто хотели с ним поговорить. Сержант Костелло собиралась отвезти его в участок и показать фотографии — семейный альбом Элизабет-Джейн. Там люди, которых он знал и которых знала Линзи… — Он понимал, что несет ерунду, но он хотел остаться в этой комнате и говорить только о ней.

— Сержант Костелло? Блондинка? — В голосе Лиска звучало удивление.

— Да. — Макалпин посмотрел в сторону кухни — его насторожила интонация.

— Это не женское дело.

— Не очень популярное мнение в наши дни. Значит, вы считаете, что они так и должны быть медсестрами или машинистками и уйти с работы, когда…

— В мире было бы меньше зла, если бы женщины помнили о своей ответственности перед детьми. — Лиск протянул Макалпину полную кружку кофе. — У вас ведь нет детей, правда? — Он произнес это как утверждение, но добавил с улыбкой: — Тогда бы вы не отдавали работе столько энергии.

— Да уж, — согласился Макалпин, он перегнулся через радиатор и поставил кружку. — Вы не возражаете, если я… — спросил он, доставая сигареты. — А почему вы упомянули о детях?

— Курите, если хотите. Я читал о вашей жене в приложении к «Геральд». Похоже, она хороший художник и талантливая женщина. Слишком занята, чтобы иметь детей, полагаю.

Макалпин почувствовал скрытое осуждение.

— Я не читал эту статью. — Он подошел к стене и показал на фотографию филина. — Что это?

— Бардовский филин. Фотография сделана в 1955 году в Бэйте. Очень редкий, на британской земле больше не встречается. — Лиск потер переносицу указательными пальцами — казалось, вот-вот сложит руки для молитвы, — он переменил тему разговора. — Вы просили меня что-то вспомнить, но на ум, простите, ничего не приходит.

Макалпин обвел глазами комнату, стараясь сосредоточиться. Он посмотрел на книжные полки: несколько книг на гэльском, подборка по флоре и фауне Британских островов, много сборников научной фантастики и «Краткая история времени» Стивена Хокинга.