– Помощь нужна? – запоздало крикнул Корович. – Или сам справишься?

– Постараюсь!

Я снова вскинул ружье. Пуля сшибла ветку. Стрижак споткнулся. Я прибавил прыти, помчался как косуля. Мох пружинил под ногами, корявые сучья бурелома тянулись ко мне, как атрофированные ведьмины конечности. Я перелетал через них, хватался за деревья, чтобы не упасть. У Стрижака не хватало выдержки, он начал озираться, злоба блестела в глазах. Движения становились неверными, он споткнулся о коряжину, поднялся, прихрамывая, побежал дальше. Я выстрелил в воздух. Ноги у Стрижака заплелись, он повалился, что-то провыв, а в следующее мгновение я уже обрушился на него, отбросив ружье. Мы мутузили друг дружку, нанося беспорядочные удары. Он порвал мне кожу под глазом. Я рассвирепел, стал наращивать частоту ударов, но быстро выдохся, откатился. Лежал, хватал воздух. Добрался до карабина, передернул отполированное деревянное цевье, отправляя патрон в ствол, и сел на колени.

Он стонал, царапал ногтями землю, хотел встать, но ноги разъезжались. Злоба из глаз буквально вываливалась сгустками. Я никогда не видел Стрижака в таком состоянии. Он поднял на меня глаза...

Я застыл, онемев от изумления. Неоднократно по мере общения с этим парнем я ловил себя на мысли: его лицо мне кого-то напоминает. Но правильный ответ найти не удавалось. Виной всему – как я сейчас понял – были глаза! В нормальном состоянии у Стрижака были другие глаза, обычные, не злые, они сбивали с толку. А вот теперь – пронзительные, колючие. И дежавю из всех отверстий...

Он хрипло засмеялся:

– Прозрел, Михаил Андреевич? Долго же ты шел к этой мысли...

Бешено рыча, я вскинул казенник, чтобы вбить ему челюсть в мозг. Он даже не шелохнулся, смотрел на меня с насмешкой, и взгляд его просто выкручивал... Ругнувшись, я опустил ружье и схватил его за шиворот. Уж теперь у меня достаточно сил, чтобы дотащить этого «мстителя» до «базы»...

Когда я пинками выгнал Стрижака на поляну перед землянкой, измазанного, со связанными за спиной руками, там царила полная идиллия. Штурмовиков, скрученных по рукам и ногам, затаскивали в землянку, общались с ними почти дружелюбно. Все свои, друг друга знают; ну, оказались временно по разные стороны баррикад, бывает... Юрий Власович Крупинин, которому Хижняк бинтовал плечо, пытался убедить моего человека, что нам лучше сдаться. Хижняк придерживался иного мнения – пропасть никогда не поздно, а вот почувствовать себя свободным хотя бы на короткий срок... Степан усиленно мешался под ногами. Топорков, какой-то нервный и бледный, сгребал в кучу оружие. Женщины, обнявшись, сидели на бугорке и в унисон дрожали. Я умилился, глядя на эту картину. Так приятно, когда людей что-то сближает.

– Принимайте спринтера... – Я вытолкал Стрижака «под свет софитов». Он упал на колени, уткнулся носом в землю.

– Живой! – бросилась на шею Анюта (не к Стрижаку, понятно).

– Кто бы сомневался, – проворчал Корович. – Славное утро, Александр Витальевич... А вот ты, Михаил Андреевич, какой-то загадочный. Твои глаза так интересно блестят, аура от тебя исходит волнующая... Может, случилось чего, пока мы тут работали?

Теперь я многое начал понимать. Перманентное чувство, что за тобой наблюдают, мелкие пакости вроде спущенного колеса, неудачи последнего времени, подводящие Благомора к мысли, что, возможно, он не на того поставил... Просто выстрелить в меня было банально и скучно. Стрижак изводил меня исподволь, очень тонко и расчетливо. Люди недоуменно смотрели, как мы выясняем с Александром Витальевичем наши внезапно возникшие непростые отношения. Он лежал передо мной, спокойный, как удав, огоньки ярости затухали в глубине глаз.

– Поправь, Александр Витальевич, если в чем-то ошибаюсь. Кажется, все сходится. Ты вел себя со мной по-приятельски, проявлял завидную выдержку, учитывая твои глубокие чувства ко мне. Ты действительно потерял сестру два года назад. Сволочь одна в нее выстрелила, как ты справедливо подметил. Сволочь – это я, а сестру звали Маша Рыбакова, якобы корреспондент иркутского еженедельника «Байкал». Фактически – сотрудница спецслужбы, выполняющая в Каратае особое задание, связанное с поддержкой заговорщиков. Твой взгляд, обращенный ко мне, – это был ее взгляд, когда я всаживал в нее пулю... Одно лицо, одни глаза. Она талантливо маскировалась, мы провели с ней приятную ночь, и все могло закончиться мило – не случись того, что случилось. Кстати, душкой Мария не была – убивать солдата срочной службы Балабанюка и хорошую девушку Ульяну не было необходимости, однако она это сделала. Убила бы и меня, но я опередил. Как человек вменяемый и рассудительный, ты, Александр Витальевич, все прекрасно понимаешь, но от этого твои чувства ко мне мягче не становятся. Уж не Орлега ли шепнул о случившемся? Больше некому, только он и выжил. Непорядок. – Я раздосадованно покачал головой. – Дважды я сохранял Орлеге жизнь, и всякий раз мне это выходило боком. В следующий раз точно прикончу...

– Да шел бы ты, Луговой, – спокойно вымолвил Стрижак.

– Семейка заговорщиков, надо же... Династия, однако. Это не ваши пращуры царя Павла по башке табакеркой отоварили? Кружок декабристов, заговор Тухачевского, все такое...

– Эй, а ты не сочиняешь, Луговой? – донесся из землянки обеспокоенный голос Крупинина.

Стрижак досадливо поморщился.

– Не сочиняю, Юрий Власович, – повысил я голос. – Не тех ловили. Стрижак подставил нашу группу, а сам он не кто иной, как окопавшийся ренегат.

– Отпусти нас, Луговой, – возбудился Крупинин. – Ты же знаешь, я тебе не враг. Мы приказ выполняли. Доставим вас на базу, разберемся.

– Прости, приятель, поздновато уже... Вы, главное, там раньше времени не развяжитесь, хорошо? Шафранов, затяни-ка их покрепче...

Содержательную беседу мы продолжали уже в лесу, куда оттащили пленника. Дополнительные уши мне были ни к чему.

– Ты знал про нашу «блат-хату», Александр Витальевич, ты знал про моего информатора Плюгача, ты даже знал, чем занимается Филиппыч, и имел определенный интерес к его последней «разработке», связанной с похищением Арлине. Ты убивал двух зайцев – ублажал своих отцов-заговорщиков, стремящихся сорвать мероприятия, проводимые Благомором, и красиво подставлял меня. Все это тебе практически удалось. Задумка Благомора провалилась, группа Лугового уничтожает Филиппыча на глазах у свидетелей... Красота и безупречный профессионализм. Перевербовка Плюгача, выслеживание Филиппыча... Из тюрьмы ты под утро не уехал, отправился за мной, понимая, что зашел далеко в своих играх, а я вот-вот наткнусь на что-то интересное. Мир вентиляции ты знаешь наизусть. Проектировали эту штуку на совесть, воздухотоки мощные, по ним можно ходить, даже бегать. Ты знал, куда я направляюсь. Признайся, ты не стал бы искушать судьбу и наконец пристрелил бы меня? Вот только с линии огня я ушел. Пришлось довольствоваться Плюгачом. Ты не ожидал, что я наделаю такого шороха в тюрьме. Подтянул людей, но им не повезло... Твой единственный прокол, Александр Витальевич, – какого хрена ты в Торгучаке изображал маскарад? Корову у пейзанина реквизировал, вырядился, как хрен знает кто... Непростительная ошибка. Девушка тебя запомнила. Не надо самому затыкать все дыры. Задача руководителя – грамотно организовать и расставить людей...