— Потом мы с ним обсудим кое-какие наши текущие проблемы. Ну а уж после этого встречусь с вами, хорошо?

— Да-да, конечно! — закивал Берцуллони снова превратившись в саму угодливость и любезность. — Конечно, мадам Ольеся, вы вольны делать все, что считаете нужным, хотя я мог бы самолично помочь вам обосноваться в гостинице и все такое прочее. Но одно вы все же должны пообещать в обязательном порядке: надеюсь, вы не откажете мне в любезности поужинать со мной сегодня вечером? Нет? Вот и замечательно! У нас тут изысканный рыбный ресторан, вы не против рыбной кухни? Чудесно, чудесно! Вы удивляете мир черной икрой, мы же демократичнее, наш конек — устрицы и омары. Как? Не против?

— Разумеется, я не против… — Олеся явно не горела желанием разделять вечернюю трапезу с итальянцем. — Но вообще-то я сегодня должна еще показаться в нашем консульстве, у меня там запланирована важная встреча. Так что позвоните мне вечерком, и мы все решим конкретно, хорошо?

— Ну конечно, — начал было Берцуллони, но она его тут же прервала:

— Или лучше так: если я освобождаюсь пораньше, я тут же звоню вам. Согласны?

Что оставалось Берцуллони? Он был согласен.

— Ну-с, красавчик, смотри, что я тебе привезла! — Олеся дождалась, пока Егор переоденется, и подошла к сверкающему серебром «вольво».

— «Вольво ХС70» — приглядевшись, произнес Егор. — Это же внедорожник-универсал!

Он оглядывал, ощупывал машину. Мощные пластиковые накладки на всем передке, колесных арках и боковинах придавали облику машины основательность.

— Да! — радостно подтвердила Олеся. — Модель просто супер! Я изучила, прежде чем брать. Двести десять лошадей, две коробки передач сразу: пятиступенчатая автоматическая и механическая для активного вождения. А какой дизайн? Задний диван из трех секций. Там столько всего можно делать! — Она щебетала, глядя на совсем не радостное лицо Калашникова.

— Хорошая машина, — кивнул он, направляясь к своему «рено».

— Эй, ты не понял: это тебе!

— Зачем она мне? Это для меня слишком дорого, да и негде здесь на такой тачке кататься.

— Почему — здесь? Ты на ней можешь и в Москву смотаться. Это раз. Во-вторых, тачка не твоя, не дергайся. Она на холдинг оформлена. А на тебя — генеральная доверенность. Соболевский хочет, чтобы его пилот имел респектабельный вид. Так что не позорь фирму, садись за руль!

Егор вздохнул: не устраивать же разборки на глазах команды, загрузил багаж Олеси, пока та снова беседовала с Берцуллони, который весьма экспансивно восхищался автомобилем.

Егор искоса наблюдал за ней, за тем, как она смеется, как время от времени вскидывает голову, отбрасывая белую прямую прядь, игриво спадающую ей на щеку. Она была, безусловно, очень хороша, и кто-то, наверно, просто умер бы от счастья, обладай он такой женщиной, — не зря вон Берцуллони уже чуть не исходит спермой… А вот на него, на Егора, ее чары, увы, уже совсем не действуют. Да, некстати она свалилась, действительно как снег на голову.

А она поглядывала на него, и глаза ее лучились такой любовью, такой искренней, нескрываемой радостью, что ему стало совсем нехорошо. Вот она простилась с Берцуллони, кивнула остальной команде, села в «вольво» рядом с Егором.

Ну поехали!

Егор стартанул. Машина шла идеально, послушная, как девочка. Егор невольно увлекся, переключая скорости, пробуя лавировать на узких улочках.

— А, черт, — сказала она, не в силах сдерживать радость от этой встречи и откровенно упиваясь эффектом своего сюрприза. — Какой ты все-таки хорошенький в этом вашем комбинезоне! Прям и ходил бы в нем все время… — С этими словами она прильнула к нему и прошептала, горячо обжигая дыханием: — А уж как мне тебя обнять хочется — ты даже себе и представить не можешь! Ну обними меня, Егор, это ведь я, твоя Лялька! Ну же, мсье Жорж… или как там тебя теперь…

Ее ухоженное лицо было совсем близко, но, странное дело, видел он сейчас почему-то не ее красивые зеленые глаза, не длинные ресницы, не нервно подрагивающие крылья аккуратного носика, а ее рот* зубы — слишком белые, слишком ровные… И не то чтобы он раньше не видел этого роскошного украшения ее рта, не то чтобы оно не нравилось Егору. Просто сейчас ему как-то особенно бросилось в глаза, как она, улыбаясь, привычно оберегает себя от морщин, от чего на лице ее застывает неживая гримаска, «легкий оскал хищницы», — невольно отметил про себя Егор. Вот так же, наверно, скалят зубы волки, чтобы напомнить, кто они на самом деле… И во всем этом Егору на миг почудилось что-то такое… настораживающее и даже отталкивающее…

А она, что странно, со всей ее чуткостью, со всей ее проницательностью, казалось, совсем не замечала его сдержанности. Или не хотела замечать?

Олеся тряхнула вдруг головой, словно норовистая лошадка, откинула, как она это любила, прядь прямых белых волос, так эффектно обрамляющих ее лицо, сказала удивленно:

— Ты что это, малыш? Это же я! Или забыл меня? Отвык? — Она хотела взять его за подбородок, но он отстранился. — Эт-то что такое? — Она изумленно подняла брови. — Ты что это? — И повторила: — Смотри-ка, и вправду отвык! — Она еще улыбалась, но взгляд ее становился все более серьезным, все более настороженным. — Или у тебя кто-то есть? — словно разговаривая сама с собой, не то вопросительно, не то утвердительно негромко сказала она, и взгляд ее снова стал веселым, хотя и совсем не таким, каким он был раньше. Теперь в нем совсем не было радостной теплоты, теперь это был боевой взгляд воительницы, привыкшей брать все нравящееся силой. — Завел кого-нибудь?

— Завел, — храбро сказал Егор.

Она снова обнажила свои изумительные зубки, протянула насмешливо:

— Вот это ты молодец!.. Вот оно, значит, что! А мне как-то и на ум не пришло. Обрадовал, конечно. Но ничего, это я переживу. Вот только о пассии своей местной чтобы пока забыл, понял? Это же я приехала, герой, какие могут быть другие бабы? Даже и не думай!

Она сидела в машине рядом с ним, хозяйски положила руку на его колено, бесстыдно повела ее по ноге вверх, к паху. Нехорошо усмехнулась, когда он дернулся, пытаясь отстраниться.

— Но-но, хватит брыкаться! Не забывай, я гостья и к тому же твоя хозяйка. — Хитро улыбнулась из-под своей непослушной пряди. — Не давлю, просто напоминаю кое о чем, если ты тут, в стране европейских свобод, все забыл.

Но руку больше фривольно не пристраивала и попыталась сменить разговор:

— Давай покажи, где ты живешь. Я еще не решила, где мне поселиться — то ли рядом с тобой, то ли где-то еще… Ты, признаюсь, все же малость озадачил меня тем, что совсем не рад… — вернулась она к больной теме. — С одной стороны, мой сладкий, не хотела бы упустить ни единой возможности побыть с тобой, с другой стороны, ты такой чужой, что должен как бы вновь привыкнуть ко мне, верно?.. Не надо, не говори ничего, — сказала она решительно, заметив, что он собирается что-то возразить. — Как бы то ни было, я надеюсь, что ты придешь в себя… от счастья… Так что и сегодняшняя ночь, и те несколько дней, что я здесь, они будут мои… Ну что ты прижал уши, радость моя? Я все поняла: ты кого-то завел. Дело, как говорится, молодое, так что на первый раз я тебя прощу. Но ведь и меня ты тоже не на помойке нашел. Так что прощу, повторяю, только на первый раз. На второй же… Молись, чтобы его не было, второго раза. Зря смеешься, я совсем не шучу.