– Мне лучше всех, – процедила Анна Ивановна и сразу же перешла к цели своего визита.

– Я вчера случайно познакомилась с одним мужчиной, он назвался Генрихом Карловичем… – начала она, но Клава бесцеремонно перебила:

– А, дурачок наш, – и причмокнула губами.

– Почему дурачок? – искренне удивилась Анна. Вчерашний знакомец произвел на нее скорее благоприятное впечатление. И если бы не помешал свести счеты с жизнью, она бы даже сочла его симпатичным, из тех, кого возможно прихватить с собой в путешествие в качестве компаньона. Конечно, при условии, что он не будет при ней рисовать.

– Да потому что два у нас тут таких товарища. Овощ один, что слюни пускает…

– Вы говорили, – поморщилась Анна.

– Ну и этот. Наговорил, небось, ерунды всякой.

– Да нет, ничего такого, ладно, я пойду, дела, – глупо соврала она и направилась к двери, пожалев, что обратилась за помощью к Клавдии. Надо было придумать повод и спросить номер Генриха на рецепции.

– А че хотела-то? – Та закончила красить губы, аккуратно «припечатала» их одну об другую и с удивлением уставилась на Анну.

– Да, ничего, книгу обещал мне дать. – Анна ужом выскользнула в коридор. Врать она не любила, предпочитала всегда говорить правду в глаза. Но не рассказывать же этой сплетнице (а в том, что Клавдия Семеновна была первой сплетницей, не было ни малейшего сомнения), что она вчера собиралась утопиться, а местный юродивый ей в этом помешал.

Выйдя из комнаты соседки, Анна Ивановна едва не столкнулась с объектом своих поисков. Генрих Карлович стоял возле ее «номера» и деликатно стучал в дверь. В руках он держал шикарный букет бело-розовой гортензии.

– Извините, я могу войти? – обратился Генрих к двери, припадая к ней ухом. Анну Ивановну он не видел, повернувшись к ней спиной. Одет с утра пораньше в гимнастерку. С небольшого расстояния Анна почувствовала горьковатый аромат туалетной воды. Врет она, эта Клава, сумасшедших внешний вид заботит меньше всего! Наверняка просто любительница говорить гадости.

– Можете, – разрешила Анна Ивановна. Ее гость вздрогнул от неожиданности, и гортензия, выпав из его рук, шлепнулась прямо на пол.

– Извините, бога ради, – забормотал Генрих Карлович, присаживаясь и собирая букет. Анна Ивановна не двинулась с места, чтобы помочь ему. Давненько ради нее мужчина не собирал цветы.

– Ничего-ничего, а что за повод? – полюбопытствовала она.

– Это Ташенька вчера передала, но я не хотел вас беспокоить, а если честно, совершенно забыл – пока шел к «Особняку», обдумывал новую картину и, знаете, так увлекся. Схватил мольберт и краски и понесся на холм. Результат вы видели.

Собрав цветы с пола, Генрих Карлович протянул их Анне:

– Вот, это вам. Посмотрите, красота какая! Жизнь все-таки прекрасна и удивительна, и никогда не знаешь, когда увидишь ее во всех красках.

Анна спрятала лицо в роскошные цветы, чтобы собеседник не увидел, как у нее перехватило дыхание. Самый ответственный момент – предстоит убедить этого Карловича, что ему все просто показалось.

– Совершенно согласна! Вы меня простите, вчера настроение было паршивое. Первый день было морально нелегко, – нарочито бодро и равнодушно кинула она.

– Ничего-ничего, я все прекрасно понимаю, – заверил ее Генрих Карлович, – тут почти все через это проходят. Знаете, хотя мой сын и не определял меня сюда и я жду его появления с минуты на минуту, я тоже частенько чувствую себя одиноким. Может быть, поэтому и увлекся живописью, хотя у меня нет к ней ни малейшего таланта.

– Главное – это желание, – безбожно соврала Анна, почему-то больше ей не хотелось обижать мужчину.

– Вот именно! Знаете, я ведь живу от приезда к приезду сына. А между ними время приходится убивать. Вы не находите, что это какой-то парадокс? Мы жалуемся постоянно, что время летит как сумасшедшее, и в то же время пытаемся его убить. Где логика? – Генрих Карлович уставился на Анну, ожидая ответа на свой вопрос.

– Логики нет. – Она скорее почувствовала, как за ее спиной приоткрывается дверь и в коридор выглядывает любопытная Клава. Сейчас наверняка гадость скажет. В принципе, этот Генрих Карлович был довольно милым, и Анне вдруг захотелось защитить его от укола вздорной бабы.

– Может быть, войдете? Я могу угостить вас чаем, – немного громче, чем того требовали обстоятельства, любезно предложила она.

Ей захотелось подразнить Клаву. Она так и видела, как та сейчас побежит по «Особняку», стуча в двери и отпуская замечания на тему того, что новенькая «та еще штучка». Ну и пусть. Лучше уж уйти с такой репутацией, чем с имиджем старухи, не справившейся с ударом судьбы.

– Благодарю за приглашение, с огромным удовольствием, – густым тягучим басом ответил Генрих Карлович. – Я лишь на секунду загляну к нашему главному, попрошу воспользоваться его компьютером. Посмотрю, нет ли новостей о моем Данечке.

– Данечке? – не поняла Анна Ивановна.

– Да, это мой сын, – с гордостью ответил мужчина.

– А почему новости о нем должны быть в интернете? Он у вас что, какая-то знаменитость?

– Своего рода, – кивнул Генрих Карлович. – Он у меня путешественник во времени.

Сделав легкий полупоклон, Генрих Карлович развернулся и направился вглубь коридора, где, по всей видимости, располагался кабинет главврача.

– Я же говорила, что он псих, – злорадно прошипела вслед мужчине Клава.

– Ну и что, что псих? Зато не вредный, – отрезала Анна Ивановна и, не поворачиваясь к Клавдии, толкнула дверь в свою комнату. Нужно поставить гортензию в воду.

Анна Ивановна вошла в номер, открыла один из стоящих в комнате шкафов и обнаружила в дальнем углу простую белую вазу. Не Lalique, конечно, но и не разноцветное убожество в цветочек. Взяв вазу и положив букет на стол, направилась в ванную и включила воду.

Крик она услышала сквозь шум льющейся воды. Вначале подумала, что ей показалось, но крик повторился – мужской голос звал на помощь.

Анна Ивановна выключила воду, оставила вазу прямо в умывальнике, и выскочила в коридор, в котором уже начали собираться люди.

– Что это? Кто-то кричал? – бестолково спрашивали старики, глядя друг на друга в бесплодных поисках ответа.

Анна была единственной, кто не растерялся. Быстрым шагом, насколько это было возможно, она направилась вглубь коридора, туда, куда несколько минут назад удалился Генрих Карлович.

Неизвестный мужчина снова закричал. Анна ускорила шаг. В конце крыла была лишь одна дверь, украшенная табличкой «Романцев Роман Михайлович. Главный врач». Анна Ивановна практически подбежала к двери, толкнула ее и остановилась на пороге, ошеломленная увиденным.

На полу лежал молодой мужчина в белом халате. Его голова была в крови, небольшая лужа уже растекалась по полу, наполняя помещение характерным тошнотворным ржавым запахом. Возле головы мужчины валялась старомодная вещица – тяжелое пресс-папье. Судя по размазанной на нем крови, именно им и ударили врача. Генрих Карлович сидел на полу рядом с пострадавшим, на светлой гимнастерке несколько бурых пятен. Не замечая присутствия Анны Ивановны, он бестолково тряс главного врача за плечо и время от времени выкрикивал: