– В третьем, а ты? – тихо ответила девочка, а Митя обомлел.

– И я в третьем, круто! – Он не выдержал, и его вопль прозвучал слишком радостно. – У нас один третий класс, так что мы будем вместе. Хочешь, познакомлю тебя со всеми?

Вместо ответа Николь кивнула.

– Вы идите, Светлана Фоминична, ноги, наверное, у вас опять болят, – озаботился Митя, не веривший собственному счастью. – А я сам с Николь до школы дойду. Расскажу ей про всех одноклассников и учительницу.

Светлана Фоминична заколебалась. Дочь ее всю жизнь ходила в школу сама, места здесь были тихие, никого чужого. А за внучку было боязно – вон она какая тихая и хрупкая. Хотя рядом с бойким Митей точно не пропадет. Этого сорванца здесь каждая собака знает. Пусть девочка идет, чем быстрее с кем-нибудь подружится, тем легче ей потом будет.

– Только ты никому не давай Николь в обиду, – немного поразмыслив, строго напутствовала его Светлана Фоминична.

– Вы ж меня знаете, – снисходительно улыбнулся Митя, а затем закатил глаза, всем своим видом демонстрируя нелепость подобных просьб. Светлана Фоминична не выдержала и рассмеялась.

– Чумной ты, Митька, ладно, идите, и чтоб домой вместе пришли.

– Обязательно! Ну что, пойдем? – Митя снова посмотрел на Николь. Та глядела испуганно, огромные серые глаза походили на чайные блюдца – викторианские, которые мама когда-то выставляла на пятичасовое чаепитие в те редкие дни, когда они собирались дома всей семьей. Сама же Николь напоминала фарфоровую статуэтку – бледная до синевы кожа, хрупкость и какая-то призрачность. Казалось, коснись рукой – и что-нибудь сломаешь.

– А долго идти? – немного поколебавшись, Николь сделала первый шаг, и Митя тут же присоединился к ней, приноравливаясь к легкой поступи.

– Ну если вдвоем, то недолго. А ты откуда к нам приехала? – поинтересовался он, срывая травинку с обочины и засовывая ее между зубами. Однажды он увидел, что так делают старшеклассники, отработал навык и использовал при случае, потому что ему это казалось особым шиком. Но на этот раз, попытавшись перекатить травинку из одного уголка рта в другой, Митя чуть не подавился и закашлялся. На глазах выступили слезы – ну как назло! Сто раз уже пробовал и ничего, а тут надо было подавиться!

– Из города, – почему-то горестно вздохнула Николь, не заметившая Митиного провала, и посмотрела вперед, где в сизой осенней дымке виднелся мост через реку. Дорога, самая большая в поселке, вела к нему. За мостом толстой стеной возвышался сосновый бор, из которого в утренней тишине уже разносились голоса грибников. Таша тоже туда собиралась. При мысли о пирожках с грибами, которые она наверняка испечет к пятичасовому чаю, у Мити засосало под ложечкой.

– А спорим, ты в своем городе не ела таких пирожков с грибами, как пекут у нас. – Мите отчаянно захотелось растормошить Николь, оживить хотя бы немного. Сейчас она напоминала ему куклу Мальвину из старого фильма, который он видел очень давно и отчего-то запомнил только девочку с голубыми волосами.

– Я не люблю пирожки, – снова вздохнула Николь и сгорбилась. Ее мать редко готовила, почти никогда. Она покупала еду в кулинарии, и та казалась Николь отвратительной на вкус.

– Приходи к нам сегодня на чай в пять часов. Мы испечем пирожки. На что спорим, что тебе понравится?

Николь снова вздохнула и ничего не ответила, просто опустила глаза на лаковые туфельки, которые уже припорошила деревенская пыль. Митя, выплюнув дурацкую травинку, просто шагал рядом. Все темы для разговора внезапно исчерпались. Ну не говорить же с ней об училке и одноклассниках, в самом деле! Кому это интересно? А что интересно таким девочкам, как Николь, он понятия не имел. Но собирался разузнать, чего бы это ему ни стоило.

– Знаешь, а мы живем в викторианской эпохе, – немного подумав, предъявил он свой главный козырь.

Николь повернула голову и еще больше стала похожа на куклу из фильма. В тот момент, когда та вдруг ожила.

– Как это? – удивленно спросила она, еще шире распахивая глаза.

– Сейчас я тебе все расскажу! – расправил плечи Митя.

Бинго!

* * *

Спала Анна беспокойно, проснулась рано и несколько минут просто лежала в кровати, пытаясь прийти в себя. Ночь оставила тяжелое послевкусие. Настырный Генрих Карлович не отставал до самого «Особняка», нарушив все планы. Топиться под утро уже не было сил, и Анна Ивановна решила отложить мероприятие до вечера. Предстояло прожить еще один день в кошмаре. При одной этой мысли она почувствовала, как силы разом оставили ее. А вдруг этот Генрих Карлович все-таки нажалуется врачу и к ней приставят наблюдающего?

Анна Ивановна подскочила в кровати и схватила теплый темно-синий халат, аккуратно лежащий рядом на стуле. Пришлось купить его, делая вид, что собирается надолго в эту богадельню. Накинув халат на шелковую пижаму (вот уже сорок лет, как Анна Ивановна спала исключительно в шелковых пижамах и не собиралась изменять этой привычке даже на пороге смерти), она с некоторым трудом умылась и почистила зубы. Немного поразмыслила, не принять ли ей душ, но затем решила поскореей отправиться на поиски вчерашнего знакомца и сделать все возможное, чтобы убедить его в том, что топиться она вовсе не собиралась. После вчерашнего всплеска горя они с Генрихом молча дошли до «Особняка», на пороге которого он поцеловал ей руку и, коротко кивнув, отправился в свой номер. Анна Ивановна понятия не имела какой.

Выйдя в коридор, Анна Ивановна направилась к соседней двери. Наверняка бесцеремонная Клавдия, как там ее, в курсе, где искать этого Генриха Карловича, прости господи!

Решительно постучав в дверь соседки, Анна Ивановна стала ждать ответа.

– Входите, не заперто! – донеслось изнутри.

Анна Ивановна толкнула дверь и словно бы перенеслась на шестьдесят лет назад. Подобная обстановка была еще у ее покойной бабушки. Лаковая мебель, вязанные крючком салфетки, на стене портрет молодого Вячеслава Тихонова в роли Штирлица. В комнате стоял даже допотопный телевизор, из тех, что переключались поворотом рычага.

– Что смотришь? Не ожидала? Я как хату продала, так все добро сюда и свезла. А что его чужим людям отдавать? Да и я себя как дома чувствую, – вместо приветствия заявила Клавдия Семеновна, выходя из ванной и с легким неодобрением разглядывая новую соседку. Вот уж фифа так фифа. С утра пораньше в брюках и блузке, вон, даже жемчуг в уши и легкий платок на шею нацепила.

– Ну если вам так комфортно, – сдержанно ответила Анна Ивановна, немедленно чувствуя приступ тошноты и духоты. Она до дрожи ненавидела подобные интерьеры.

– Полегче тебе уже? – искренне поинтересовалась Клавдия Семеновна. Она заканчивала утренний туалет, проводя большой тяжелой щеткой по коротким волосам. Затем извлекла из лакированной тумбочки старую помаду, которую принялась выскабливать с помощью зубочистки и аккуратно наносить перед зеркалом, тщательно следя за тем, чтобы пигмент попадал во все складочки.