Стоя на берегу бухты, я слушала шепот, раздававшийся на дне моря, на глубине в несколько километров.

Хрустящие щелчки – звуки ленивых ударов медуз по коралловым рифам, резкие повороты возбужденной стайки рыб, и даже тихое «хлоп», когда пузырек воздуха вырывался из щели между камнями только для того, чтобы лопнуть во время поспешного подъема на поверхность…

Но каждый вечер, когда я доставала казавшийся бесконечным провод и возвращалась в домик на берегу, профессор разочарованно качал головой.

– Снова ничего… – вздыхал он и щурился на заходящее солнце. – Я объездил весь мир, но все напрасно. Услышу ли я когда-нибудь поющего дельфина?

Киты умеют петь, но в окрестностях Рейнвилла их нет. Здесь настоящий рай для дельфинов, и каждый год тысячи их приплывали в бухту, следуя за теплым течением Поллекс. Ни один из них не пел.

* * *

Небо над Рейнвиллом представляло собой загадку.

Такого прекрасного неба не увидишь нигде в мире: хрустальный небосвод, перечеркнутый бесчисленным множеством крошечных трещин, которые превращали в мозаику все – от серых туч до алых облаков на заре. Здесь цветные пятна осторожно расширялись и проникали друг в друга, а их края размывались на границе с призрачной твердью.

Это фантастическое зрелище называли «хрустальным небом».

Поговаривали, что это небо связано с Джеком и его бобовым стеблем. После того как везучий юноша спустился по стеблю, прихватив с собой курицу, несущую золотые яйца, и говорящую арфу, он срубил стебель топором и отправился бродить по свету в чужом обличье. Чтобы никто не последовал примеру Джека, великан над облаками построил огромный ледяной купол, который закрыл все места, где странствовал юноша. Кое-кто верил, что Джек в конце концов прибыл в Рейнвилл и остался там. Остаток своей жизни он провел под хрустальным куполом, и история о Джеке и его волшебных бобах стала легендой, надежно опечатанная с помощью льда.

Никто не видел мир, который находится за хрустальным небом. Облака и звезды для нас всегда были просто орнаментами в мозаике, которую создала чья-то невидимая рука.

Самая близкая к тайне точка во всем Рейнвилле находилась в центре Моря Большого Пальца, в Мелкой Бухте. Там в облака взмывал огромный фонтан; какая-то великая сила извлекала воду из глубин океана и подбрасывала ее на несколько миль вверх. Над туманной вершиной фонтана парил радужный ореол; там морская вода распадалась на миллионы капель, которые растворялись в воздухе, превращаясь в дымку.

Ветры несли лиловый туман обратно к Порт-Гладиусу и дальше в глубь материка. Там капельки объединялись в глобулы покрупнее, и туман сгущался, становясь из лавандового ярко-синим, а затем наконец превращался в чернильные, губчатые облака, которые невольно проливались дождем. Вот почему в городе всегда шел дождь.

* * *

В окрестностях Рейнвилла относительно чистое небо было только в Мелкой Бухте. По ночам там можно было увидеть луну и звезды.

Когда настал месяц брюмер, профессор собрал вещи и уехал, оставив странное устройство мне. После отъезда доброго старика я продолжила собирать подводные звуки, особенно по ночам.

В один особенно ясный вечер я услышала в море женский голос.

– Моя бедная Джиана…

– А что с ней? – невозмутимо спросил мужской голос.

– У нее слабые глаза.

– Дорогая, все мы не очень хорошо видим. Беспокоиться не о чем.

– Она недавно влюбилась, но все знают, что ее возлюбленный – подводная лодка…

– Что? Ты хочешь сказать, что наша дочь влюбилась в подлодку?

Я посмотрела по сторонам, но никого не увидела. Морская звезда спрыгнула с заросших ракушками камней и плюхнулась в воду.

Ночной ветерок теребил мои «уши» перья. Я повернула голову и увидела гладкий, омытый луной камень, который медленно поднимался из моря. Не успела я удивиться, как показался и второй. Вскоре подобные камни окружили меня.

Наконец я поняла, что передо мной стайка дельфинов. Их спины таинственно поблескивали в лунном свете.

– Я думала, дельфины не умеют разговаривать.

– Мы не только разговариваем, но и поем, – ответили они. – Пение – это искусство, которое доступно не только крупным китообразным.

* * *

Когда весна закончилась, Джиану стали считать взрослой.

Она была интересным существом. Много лет назад она влюбилась в подводную лодку. Кроме того, она обожала гоняться за опасными пропеллерами и винтами: именно так она обнаружила кладбище кораблей.

– Там целые кучи обломков! – Когда мы с ней встречались, Джиана постоянно мне рассказывала о своих приключениях. Ее голос был радостный, словно у щебечущей птицы. – Одни корабли лежат на дне, а другие еще остаются на поверхности: кажется, их удерживает какой-то водоворот. Моя субмарина ни за что туда не отправится. О, там столько кораблей, и все они покрыты водорослями. Это ужасно!

Я с удивлением обнаружила, что машина профессора не способна записать речь дельфинов. Наутилус без труда записывал другие звуки: шуршание электрического угря по песку, треск яиц, из которых вылупляются черепашата… и даже песни китов не представляли проблем для чувствительного механизма.

Но разговоры дельфинов он уловить не мог.

– Твои перья никуда не годятся, – со смехом сказала Джиана и забила хвостом по воде. – Эта машина нас не слышит.

– Тогда как вы слышите друг друга? С помощью гидролокатора?

– Нет, глупышка! – Она засмеялась еще громче и принялась плавать кругами. – Мы слышим сердцем – и ты тоже.

Мне нравилось сидеть на рифе, глядя в небо.

В такие моменты Джиана часто приплывала в Мелкую Бухту. Брызги морской воды и острова на горизонте были присыпаны лунным блеском, словно сахарной пудрой. Я снимала «уши» перья и напрягалась, пытаясь уловить звуки, которые идут из-за хрустального неба. Мне казалось, что луна – это прожектор, который светит на нас из-за небесной кулисы, бросая лучи мягчайшего света на двух актеров: человека и дельфина.

– Видишь вон те звезды? – всегда спрашивала Джиана.

Над Рейнвиллом в центре небосвода звезд нет. Млечный Путь там прерывался, его заменяла бесформенная тень. Звезды, казалось, боялись тени и старались держаться от нее подальше.

– Видишь вон те звезды? Видишь их?

Звезды были тусклые, бессильные, далекие и бледные.

– Там созвездие Дельфина! – Джиана продолжала говорить сама с собой. – Дед моего деда моего деда… Эй, ты меня слушаешь? Смотри, звезды еле видны, но каждый раз, когда я их вижу, я вспоминаю добрую улыбку деда моего деда моего деда… хотя я никогда его не встречала… Давным-давно, во времена древних греков, великий музыкант-человек Арион отправился в место под названием Сицилия на состязание музыкантов. На обратном пути на него напали пираты. Они завязали бедному Ариону глаза и заставили пройти по доске. Когда он повис над морем, то обратился к пиратам: «Позвольте мне сыграть еще одну песню». Пираты согласились, и тогда он заиграл на своей лире. Как видишь, люди не всегда были такими тупыми. Его музыка привлекла внимание моего предка, который охотился на кальмаров неподалеку. Чей-то голос сказал Ариону: «Прыгай мне на спину». Он так и сделал.