– Это был Вархо, родичи, богами клянусь! – закричала Искра, обращаясь к толпе.

– Лжешь! – перебил Кадай. – Ты Вархо из семьи сманивала, а теперь оговариваешь!

– Твой сын загрыз моего отца! – кинулась Искра, сверкая глазами.

Нойда быстро скользнул взглядом по бледным лицам водья, и вдруг понял, что все это для них совсем не новость. «Не только Кадай знал – все знали, что там за чудовище! И молчали, боялись! Небось Кадай пригрозил: кто хоть слово скажет, к тому его сынок ночью наведается…»

Однако правда наконец выплыла наружу, и с ней надо было что-то делать.

– Святой Березой клянусь, Вархо и есть равк! – твердила Искра. – Он давно до меня добраться хотел, да батюшка мой сторожил…

– Клятвы твои ничего не стоят, – не сдавался Кадай. – Мой сын давно ушел из водских земель.

– Твой сын в лесу прячется, а по ночам жрет людей!

– Докажи, – расхохотался Кадай. – Все это пустые слова! Лес большой!

– Он не в лесу, – раздался вдруг женский голос. – Я знаю, где он.

Крики и ругань тут же смолки, сменившись мертвой тишиной. Люди подались в стороны.

– Вархо тут, в деревне, – сказала Хилья, выходя вперед.

– Молчи, проклятая! – завопила жена Кадая, бросаясь на нее и целя ногтями в глаза.

Женщину схватили за руки, оттащили.

– Где? – хрипло спросил нойда.

– Пошли, – ответила Хилья, не глядя на него. – Покажу.

* * *

Толпа, стискивая в руках оружие, факелы и обереги, вслед за Хильей направилась прямиком к дому старосты. Над лесом разгорался малиновый закат, от домов протянулись длинные черные тени.

– Он там, – жена Вархо указала на дальнюю часть избы.

– Так и знал, – пробормотал нойда.

Ему вспомнилась прошлая ночь – расколотая печь, сбежавший домовой, ледяной холод, растекавшийся по полу, порывы ветра за стеной… Если бы он мог предположить, что совсем рядом скрывается тот, кто держит в страхе весь водский берег! Но о чем думал Кадай? Прятать упыря в собственном доме… Неслыханно, невозможно! Хилья, конечно, отвлекла нойду, сбила с толку… Но может и спасла, проведя с ним рядом всю ночь.

– Да что вы ее слушаете, нет там никого… – упрямо бормотал Кадай, но колени старейшины дрожали, а по вискам потёк пот.

Между тем застарелый страх родовичей быстро превращался в ярость.

– Сжечь избу! – раздался крик из толпы, тут же поддержанный множеством голосов. – Сжечь вместе с упырем!

Хозяйка избы истошно завопила.

– И Кадая туда же бросить! – крикнул кто-то.

Нойда подумал, что мысль неплоха. Но вместо этого взбежал на крыльцо и крикнул:

– Подождите! Я сам пойду, он мне брат. Хилья, показывай…

– И я пойду, – Искра без колебаний последовала за ним.

– И мы! – послышались сзади возгласы Койвы и ее мужа.

В итоге почти все, таща с собой упирающегося Кадая и его семейство, толпой ввалились в сени. Хилья, держа в руке горящую лучину, прошла мимо двери, ведущей в нетопленный сруб, нагнулась и приоткрыла низкую дверь, ведущую в пустую клетушку без окон, с земляным полом. Изнутри пахнуло морозом. Стены покрывал белый иней.

Нойда первым заглянул туда, держа руку на ноже, и сердце его сжалось. Он ожидал увидеть чудовище – но перед ним был его друг, точно такой же, как год назад, когда уходил от Арнгрима. Вархо лежал на подстеленной шкуре, сложив на груди руки: молодой, красивый мужчина с худым лицом и светлыми, почти белыми волосами. Он был бледен, но не намного бледнее, чем глядящие на него в ужасе сородичи. Нойда шагнул вперед и впился взглядом в лежащего. Вархо выглядел так, словно умер только что. Или вообще спал.

– Он такой с осеннего солнцеворота, – тихо сказала Хилья. – Однажды вернулся из леса, лег и не проснулся… Не дышит – но и не гниет.

– Почему костёр ему не сложили?

– Кадай запретил. Сказал, вдруг очнётся? А потом начали люди пропадать…

Нойда быстро обдумал положение.

– Пусть все выйдут на улицу, – приказал он. – Зажгите факелы, да побольше. Стойте наготове. Скоро закат.

«Я не знаю, на что сейчас способен Вархо. Чародеем он был сильным…»

Все охотно послушались его приказа. Задержалась лишь Хилья.

– Помоги ему, – лихорадочно зашептала она, трогая нойду за руку. – Ведь осталось хоть что-то от прежнего Вархо? Он твой побратим… Такие узы смертью не рушатся…

– Я не знаю… – начал нойда, но осёкся: Хилья с ужасом смотрела ему за спину.

С оглушительным воем ударил ледяной ветер, изба дрогнула и со скрипом начала поворачиваться, разваливаясь по бревнышку. Половина крыши с треском разлетелась во все стороны. Нойда схватил Хилью и выскочил из разрушающегося сруба, пока их не придавило. Они успели выбежать на крыльцо, когда над рухнувшей избой заклубилось густое облако пыли. А на обломках, будто глумясь над бывшими сородичами, во весь рост поднялся равк.

Он больше ничем не напоминал не только Вархо, но и человека – черная тень с полыхающими глазами. Упырь зарычал и оскалился, в отблесках факелов сверкнули железные клыки. Со всех сторон понеслись крики ужаса, но равк по сторонам и не глядел – он не сводил глаз с нойды. Внезапно он прыгнул, одним махом преодолев половину двора, и бросился на побратима.

Тот успел принять его на нож, но равк будто и не заметил удара зачарованного железа. Оба покатились по земле. Острые когти впились саами в плечи, разрывая одежду и плоть. Длинные зубы лязгнули у лица, нойду обдало смрадным дыханием. Ни один из оберегов не остановил равка – бывший колдун, видно, умел обходить их. Шаманский пояс тоже оказался бесполезным – нойда просто не успел воззвать к духам. Равк с нечеловеческой силой схватил противника за горло и, верно, через миг свернул бы ему шею, – но тут подскочила Искра и с воплем ткнула равка факелом в морду. Вслед за ней, всей толпой, мешая друг другу, набросились на упыря и прочие водья.

Нойду едва не затоптали. Родичи Вархо слишком долго жили под гнетом смертельного страха, и он наконец переплавился в отчаянную решимость. Равка жгли, рубили, кололи. Нойде наступили на руку, кто-то, пробиваясь вперед, случайно заехал ему обухом по голове. Метался свет факелов, со всех сторон неслась свирепая ругань… Нойда уже не слышал – лежал, уткнувшись лицом в землю, и звуки схватки доносились как будто издалека…

* * *

Нойда очнулся от боли. Он лежал на лавке в незнакомой избе, обнаженный по пояс. Кто-то стащил с него кожаную рубаху, промыл и перевязал оставленные когтями раны, которые нойда в пылу побоища даже не заметил. Кисть руки ныла, голова справа вспыхивала болью при каждом шевелении, изба то и дело принималась идти кругом. Нойда поднял руку, прикоснулся к болевшему месту и обнаружил над виском огромную шишку.