А вскоре их поддержал и еще один форт, показавший свои зубы с мыса Есаки. Там снова были тяжелые гаубицы и нескорострельные среднекалиберные пушки. Причем последних оказалось более десятка. Все орудия размещались в трех батареях, расположенных настолько близко друг к другу, что почти сливались в одну, вытянутую вдоль побережья на пятьсот-шестьсот метров артиллерийскую позицию.

Они открыли огонь сразу, как только корабли Йессена накрыли форты на северном берегу пролива. Дистанция до мыса Есаки к тому времени была около двух миль, и броненосцы начали отвечать из скорострелок правобортных батарей почти без задержки, ведя бой теперь на оба борта. Вскоре к ним присоединился «Жемчуг», вышедший прямо на траверз мыса и оставивший пароходы на стоянке Таноура миноносникам.

Его скорострелки часто били с прямой наводки, отыгрываясь за все сразу, постоянно давая накрытия. А затем из глубины пролива подтянулись и большие броненосцы с «Донским» и вновь вернувшимся в боевую линию еще парящим из кормовых помещений «Апраксиным». Там, откуда они пришли, в небо вставали столбы густого черного дыма.

С приходом больших броненосцев, оказавшись под сосредоточенным перекрестным массированным огнем, японцы на обоих берегах пролива стали стрелять заметно хуже, в то время как наше давление, наоборот, быстро набирало силу.

Едва обогнув мыс Мекари, корабли третьей группы, которым не нашлось «работы» в проливе после подавления западного сектора японской обороны, сбавили ход до малого и перестроились поперек фарватера в правый пеленг. Проходя акватории Симоносеки и Модзи по уже пробитой дороге, им так и не довелось пострелять. Назначенные цели на берегу оказались недоступными, а все прочее уже разбитым, так что у пушкарей, буквально «чесались руки».

И вот теперь, справившись окончательно с пожарами и другими повреждениями, насколько это было возможно, имея форты в подходящих секторах стрельбы, они начали пристрелку по мысу Есаки носовыми плутонгами и башнями, не забывая одновременно бить из всего остального за корму влево и по видимым очагам сопротивления среди транспортов и едва проглядывавших за ними хлипких построек селения Таноура справа.

Очень быстро японские форты оказались под мощным, хорошо управляемым, подавляющим огнем с минимальных дистанций. Полевые батареи, весьма досаждавшие миноносцам, занявшимся уже подбором подходящих трофеев, были моментально сметены со своих открытых позиций. Превосходство флота было неоспоримым, что быстро начало сказываться.

Двигаясь на восток, следом за «Ушаковым» и «Сенявиным», державшимися северной кромки фарватера, «Орел», «Бородино», «Апраксин» и «Донской» перекрывали оставшуюся часть судоходного канала и оставляли у себя слева по корме еще стреляющие, но уже почти не опасные батареи района Дан-но-Ура, совершенно скрывшиеся из вида среди разрывов.

Уверенно накатываясь на мыс Есаки, русские броненосцы били все точнее и чаще. Последний серьезный очаг сопротивления крепости Бакан оказался буквально окружен русскими кораблями. Пройдя траверз мыса, броненосцы последовательно ворочали на обратный курс и возобновляли огонь. Форт огрызался из последних сил, но ничего сделать уже не мог.

Вслед за кораблями Рожественского пришел «Наварин», также активно включившийся в перестрелку обоими бортами, стоя против мыса Мекари. Флагман Небогатова вынужденно задержался в порту Симоносеки, но и без него шансов у японцев уже не было никаких. Первыми, после серии мощных взрывов на позициях, окончательно замолчали пушки на северном берегу. Им больше не удалось добиться ни одного попадания. Хотя с мыса Есаки и продолжали стрелять еще в течение получаса, открыть счет попаданий в русские корабли его артиллеристам так и не удалось. Это была уже агония.

К четверти восьмого утра пятого июля наш флот полностью контролировал Симоносекский пролив за островом Хикошима и гавани портов Симоносеки и Модзи. Хотя на берегу хозяйничали исключительно японцы, в портах и на стоянке Таноура полным ходом шел сбор трофеев, сопровождавшийся сухими хлопками ружейного огня с берега и вспышками частой стрельбы мелких пушек и пулеметов с наших катеров и кораблей в ответ. Иногда ухали залпы средних калибров.

Японцы стягивали в города войска, разворачивали полевые батареи. Всего этого у них здесь было много, но это уже не могло изменить общего положения дел. Покончив с капитальными береговыми укреплениями, самые опасные из этих незначительных очагов сопротивления подавили очень быстро, не став отвлекаться на остальные.

Все попытки японцев перекрыть фарватер, к чему они, как показали проведенные после разбирательства и опрос пленных, были готовы, благодаря стремительности атаки удалось пресечь в самом начале. Весь пролив оказался пройден нашими отрядами насквозь менее чем за час, при этом без потерь в корабельном составе. Это был несомненный и, надо сказать, ошеломляющий, неожиданный успех.

Хотя при этом серьезно пострадали «Николай I», «Апраксин», «Ушаков», «Жемчуг» и несколько эсминцев, все они смогли продолжить плавание, исправить повреждения на ходу и активно участвовали в дальнейших действиях. В то время как японскому судоходству был нанесен очень серьезный урон. Помимо уничтожения и захвата судов с грузами удалось наглухо перекрыть еще и важный маршрут снабжения.

Когда группа Небогатова входила в акваторию порта Симоносеки, он считался уже безопасным. Прошедшие ее перед этим главные силы не открывали огня и сами не были обстреляны даже из винтовок. Это казалось подозрительным, поэтому Небогатов приказал усилить наблюдение, а трехдюймовкам, на всякий случай, «прочесать» пароходную шеренгу.

Опасения еще больше усилились, когда из гавани на фарватер начало сносить небольшой двухтрубный пароход. Экипажа на нем видно не было, судя по тому, что дым из труб не шел, машина не работала. Поскольку никаких своих маломерных судов ни с броненосцев, ни со вспомогательных крейсеров спустить на воду еще не успели, флагман группы, возглавлявший колонну и бывший к нему ближе всех, двинулся наперерез.

Судно выглядело совершенно брошенным и не опасным. Решили, что его просто вынесло течением, после того, как одним из наших снарядов или его осколками перебило швартовы или якорную цепь. Пароход догнали и притерлись к борту почти без удара. Палубная команда под руководством боцмана едва успела свесить кранцы. Если бы не они, обшивку помяли бы, как минимум. А так только пару кранцев размазало по борту, словно они не из пенькового каната были сплетены, а из гнилой соломы.

Под матюги боцмана, недовольного лихачеством командира, который, по его мнению, «играется броненосцем почти в десять тысяч тонн как маленьким крейсером», быстро пересадили на потенциальный трофей людей, подав швартовые концы и начав осмотр, готовясь к буксировке. Но едва закрепили швартовы, грянул достаточно сильный взрыв, разрушивший корму судна и заваливший шканцы и ют броненосца обломками.

От осколков и обломков пострадало много людей, занятых в этот момент в палубных работах на обоих кораблях. Были выведены из строя четыре орудия. Разбиты иллюминаторы и повреждена обшивка по левому борту. От сильного сотрясения сработали предохранительные клапаны во второй кочегарке, а в левой машине лопнул паропровод. Подводная часть броненосца не пострадала, и течей нигде обнаружено не было, хотя медная и деревянная обшивка была раздавлена в щепу или вовсе сорвана на большом протяжении.