Мне как-то удавалось их избегать. Думаю, потому, что, как я и говорил в начале, мой подход к деньгам всегда заключался в их игнорировании. Деньги для меня не особо важны. Когда у меня не было денег, не было и проблем, а было только то, что мне необходимо. Для меня один из ключей к счастью – не нуждаться в большем, чем я могу себе позволить. Наверняка кто-нибудь скажет, что теперь-то мне легко так говорить. Но дело в том, что, когда я жил на зарплату в университете, я чувствовал абсолютно то же самое. В конце концов, я навсегда останусь сыном своего отца, перетаскивающего камни с одного берега на другой, просто чтобы сделать что-нибудь полезное.

Фамилия Рубик в Венгрии редкая, как и в любом другом уголке мира. Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть видеть ее часто и в стольких разнообразных контекстах. Вскоре появилась мебель «Рубик» и прочие товары, которые не имели ничего общего с Кубом, но носили мою фамилию. Такова природа людей, коммуникаций и маркетинга. Если производитель называет мебель «Мебель Рубика» (Rubik furniture), то использует мою фамилию как определение или дополнение, а не как личное имя. Что они таким образом хотят донести до потребителя? Особенность дизайна? Яркость расцветки? Связь с Кубом? Или то, что если вы купите мебель, то станете членом эксклюзивного клуба «Рубик»?

Конечно, все это не так.

Кто угодно может прославиться, даже у серийного убийцы есть своя слава. Но что это значит? Что есть определенное количество людей, которые знают вас или слышали о вас либо имеют представление о том, что вы сделали или не сделали?

Парадокс. Казалось, весь мир знал мое имя, но оно больше не было связано со мной как с человеком. Мое имя стало достоянием общественности.

Шли годы, и это странное явление стало интересовать меня как своего рода загадка. Что происходит с человеком после того, как его имя становится брендом? Помню, читал интервью с Кельвином Кляйном, в котором он говорил, что встречал много людей, не веривших, что он реально существующий человек. Его бренд стал «независимым», полностью оторванным от него!

Куб вошел в небольшой клуб изобретений, каждое из которых носит имя своего создателя. Со временем мое имя настолько слилось с моим детищем, что наша личная связь была практически утеряна. В этот пантеон входят джинсы «Дизель» (Рудольф Дизель, 1858–1913), дорожное покрытие макадам (Джон Лаудон МакАдам, 1756–1836), венские стулья «Тонет» (Майкл Тонет, 1796–1871), бритвенный станок «Джиллетт» (Кинг К. Джиллетт, 1855–1932) и шариковая ручка-биро[6] (мой соотечественник, венгр Ласло Йожеф Биро, 1899–1985). Странно осознавать, но многие обладатели Куба понятия не имеют, что действительно существует человек по фамилии Рубик, не говоря уже о том, что он все еще жив.

Одна вещь, которая приходит со славой, заключается в том, что многие начинают считать вас своим знакомым. Им кажется, что вы почти друзья или соседи. Они придумывают личные подробности вашей жизни, которые могут быть или не быть правдой. Бывало, меня считали самым богатым человеком Венгрии. Бывало, думали, что у меня совсем нет денег. Что когда-то я был преуспевающим человеком, но мое окружение разорило меня. Слухи набирали обороты. Куски моей биографии выхватывались, интерпретировались и выдавались за факты. Причем реальные факты обсуждались редко. Если в глазах людей Куб по-прежнему оставался популярным, подвижным, привлекательным и захватывающим, то мой образ изменился до неузнаваемости.

Меня всегда удивляло, что многие люди жаждут славы. Слава – это не то, к чему я стремился. Как и великая актриса Грета Гарбо, которая, став знаменитой, ограждала свою жизнь от чужого любопытства, я тоже предпочитаю оставаться в тени. Конечно, есть те, кому нравится быть в центре внимания. Они стремятся быть на глазах у тысяч поклонников и соревнуются с другими известными людьми за лайки и подписчиков. Некоторые люди на самом деле стремятся через славу к власти.

Однажды, еще в восьмидесятых, во время поездки в Японию меня ожидала большая толпа поклонников. Матери приводили своих детей, чтобы пожать мне руку, почему-то веря, что моя «сила» передастся. Я посетил несколько крупных японских городов. В гигантских универмагах, где проходили встречи, люди выстраивались в огромные очереди с первого до последнего этажа, где я находился, только для того, чтобы подойти и пожать мне руку. Кажется, тысячи людей терпеливо ждали, чтобы один за другим подойти ко мне и протянуть руки. Я чувствовал себя так, будто меня заперли в клетке с надписью «Животных не кормить».

Такой была моя жизнь в начале 1980-х годов, и она меня весьма озадачивала. Я был простым преподавателем архитектуры и дизайна в стране за «железным занавесом». Тогда еще не настало время глобализации, в которое мы живем сейчас, поэтому я столкнулся с необходимостью не только прочувствовать и осознать свой успех, но и пропитаться духом тех необычных, самобытных, экзотических мест, куда он меня приводил. Когда началось повальное увлечение Кубом, я стал своего рода товаром, который выставляли на ярмарках игрушек и рассказывали о нем в СМИ. При этом я не чувствовал причастности к происходящему, будто наблюдал за всем со стороны. Для меня это было своеобразным способом самосохранения.

Я старался минимизировать негатив и получить максимальную пользу от той волны славы, которая захлестнула меня в самом начале. Где бы я ни был, я напоминал себе, что это временная ситуация. Одна из моих любимых венгерских пословиц – «Всякое чудо длится три дня». Мое чудо длится уже не три дня и даже не несколько лет, а много десятилетий. И эта непрерывность, год за годом, особенно на рубеже веков, сама по себе еще одно чудо.

Я никогда не хотел стать изобретателем. На самом деле я никогда не хотел стать кем-либо по роду занятий. У меня не было видения своего личного будущего, меня занимало мое настоящее.

Мне даже в голову не приходило, что изобретатель – это профессия. Я интересовался математикой, но не собирался становиться математиком. Мне нравилась механика, работа с инструментами, разборка и сборка механизмов, но я знал, что не хочу становиться инженером-механиком. Я не хотел иметь какую-то одну профессию – я хотел получить их все. И, наверное, именно это желание привело меня в архитектуру.

Я не получил широкой известности от того, что спроектировал или построил. В списке моих работ нет сотен зданий, потому что я никогда не был архитектором, работающим в бюро. Я всегда был учителем, и это являлось моим основным занятием более двадцати лет. Конечно, я участвовал в нескольких строительных проектах, но они не так уж интересны. Самые лучшие здания я построил для себя. Дома, которые я спроектировал, – это выражение того, кто я есть, или, вернее, кем был, когда их строил.