– Кто-то из вас желает оспорить тот факт, что это пыль? – продолжал Карлтон, не опуская палец. – Может быть, я неправ, тогда скажите мне об этом!

– Это совсем немножко пыли, Карлтон.

– Я не спрашивал вас, много тут пыли или не много, – ответствовал Карлтон. – Я всего лишь спросил, пыль это или не пыль. Может быть, это, к примеру, железные опилки? Или пудра?

– Нет, Карлтон.

– Или алмазная крошка?

– Нет, Карлтон.

– Тогда что это?

– Это… это пыль, Карлтон.

– Благодарю, – говорил на это Карлтон. – Наконец-то вы признали, что делали уборку спустя рукава. Следовательно, сегодня после вечерних молитв я желаю видеть вас всех троих в раздевалке.

Правила и ритуалы чижиков в Рептоне были такими сложными, что о них впору писать целую книгу. Староста факультета, например, мог заставить любого чижика выполнять свои приказы. Он мог встать где угодно – в коридоре, в раздевалке, во дворе – и завопить истошно: «Чи-и-иж!» – и все чижики, какие только были поблизости, должны были побросать свои дела и мчать сломя голову в направлении звука. Заслышав «Чи-и-иж!», все неслись в панике, как стадо бизонов, потому что тяжёлая или грязная работа, из-за которой старик и звал чижиков, неизменно доставалась тому, кто прибегал последним.

В мой первый семестр я однажды перед обедом счищал в раздевалке грязь с футбольных бутс моего старика, и тут из противоположного конца пансиона донёсся пресловутый вопль: «Чи-и-иж!» Я бросил всё и помчался. Однако я прибежал последним, и тот старик, который издал вопль, здоровяк-спортсмен по фамилии Уилберфорс, сказал:

– Даль, подойди сюда.

Остальные чижики испарились со скоростью света, а я поплёлся получать распоряжения.

– Пойди и согрей мне стульчак, – заявил Уилберфорс. – Хочу, чтоб он был тёплым.

Я понятия не имел, что это значит, но мне уже хватало ума не задавать старикам вопросов. Я побежал к своему знакомому чижику, и тот растолковал мне смысл диковатого приказа. Смысл этот заключался в том, что старик возжелал воспользоваться туалетом и потребовал, чтобы ему заранее согрели сиденье унитаза. Все шесть туалетных кабинок – дверей не было ни в одной – находились во дворе, и в холодный зимний день, если засидеться там, можно было покрыться корочкой льда. А тот день был жутко морозным. Утопая в снегу, я пересёк двор и вошёл в кабинку номер один, которая, как я знал, предназначалась исключительно для стариков. Я смахнул иней с сиденья своим носовым платком, потом спустил штаны и сел на унитаз. Я просидел там добрых пятнадцать минут в ледяном холоде. Наконец появился Уилберфорс.

– Иней смахнул? – спросил он.

– Да, Уилберфорс.

– Стульчак тёплый?

– Насколько я смог согреть, Уилберфорс.

– Сейчас проверим, – сказал он. – Можешь встать.

Я поднялся и подтянул штаны. Уилберфорс спустил свои штаны и сел.

– Неплохо, – сказал он. – Совсем, совсем неплохо. – Он говорил как дегустатор, пригубивший кларет многолетней выдержки. – Я внесу тебя в мой список.

Я стоял, застёгивая пуговицы на ширинке, и недоумённо смотрел на него.

– У некоторых чижей холодные задницы, – объяснил он, – у некоторых тёплые. Я доверяю греть мне стульчак только теплозадым чижам. Я тебя не забуду.

И он меня не забыл. С того самого дня на всю зиму я стал для Уилберфорса любимым согревателем стульчака и старался всегда носить с собой в кармане фрака какую-нибудь книжку, чтобы скоротать долгие периоды стульчакогрева. За эту свою первую зиму в Рептоне, восседая на унитазе в стариковском туалете, я, кажется, одолел собрание сочинений Диккенса.

Я всегда удивлялся тому, что со спортивными играми у меня почему-то всё получалось. А с двумя из них у меня всё получалось просто превосходно – это были пятёрки и сквош.

С пятёрками, о которых сегодня многие из вас, скорее всего, даже и не слышали, в Рептоне всё было очень серьёзно. У нас имелось не меньше десятка специальных крытых стеклом площадок для этой игры, и они всегда содержались в идеальном порядке. Мы играли в «итонские пятёрки», двое на двое. В принципе игра сводится к тому, что все надевают перчатки и перебрасывают друг другу маленький кожаный мячик, белый и очень твёрдый. У американцев есть что-то похожее, называется гандбол, но итонские пятёрки сложнее гандбола, потому что пятёрочная площадка не ровная, а со всякими выступами и ступеньками, и это изрядно затрудняет дело.

Из всех игр с мячом пятёрки – наверное, самая быстрая и стремительная, даже стремительнее сквоша: мячик носится по площадке, отскакивая от бортов, и скорость такая, что его почти не видно. Чтобы хорошо играть в пятёрки, нужны быстрый глаз, сильная рука и цепкие пальцы, и всё это ужасно нравилось мне с самого начала. Не поверите: к пятнадцати годам я так наловчился, что обыгрывал всех остальных пятёрочников нашей школы – и младших, и старших. Мне был присвоен почётный титул Капитана Пятёрок, и я начал ездить со своей командой в другие школы – в Шрузбери, в Аппингем – на товарищеские матчи с тамошними пятёрочниками, и это было очень здорово. Мне нравилось, что в этой игре нет физического контакта: следить за мячом, приплясывать на месте и шустро перемещаться по площадке – вот и всё, что требуется.

Пятерочная команда факультета Прайори

Капитан любой спортивной команды – важная персона в Рептоне. Он решает, кому из игроков участвовать в важном матче. Он и только он вручает остальным знаки отличия. После матча он может подойти к любому члену своей команды, пожать ему руку и сказать: «Поздравляю лучшего игрока». Это волшебные слова. На новоназначенного лучшего игрока сыплются всевозможные привилегии, включая ленту специального цвета для соломенной шляпы, особый плетёный шнур для отворотов блейзера, особую новую форму для игр и прочие особые знаки, которые сразу же выделяют счастливчика и делают его первым среди равных.

Вне зависимости от вида спорта – футбол, крикет, пятёрки, сквош – на капитана команды возлагалось множество обязанностей. Именно он в день матча вывешивал на школьную доску объявлений информацию о составе игроков. Он и только он был уполномочен вести переговоры о матчах с другими командами, назначать день встречи и так далее. Как только я стал капитаном, ко мне перешли и все капитанские обязанности. Но с одной из них вышла неувязка.