Я ответила, что не знаю. Ксения посмотрела на меня так, будто впервые осознала, кому именно изливает душу уже добрых полчаса. Она остановилась, поднесла руку к виску, будто стараясь поймать какую-то ускользающую мысль. Нахмурилась:

– Извини, я что-то разболталась. Это все нервы. Когда ты позвонила мне вечером, я только что приехала от следователя. Весь день угробила и в итоге получила историю о проститутке, наркотиках, бог знает о чем еще… Извини.

– Ты помнишь, о чем мы говорили? – спросила я, стараясь поймать ее взгляд. Она покачала головой:

– Конечно. Твои показания уже никому не нужны. Ты же слышала, дело закрыто. Совсем.

– Ты мне не говорила, что оно закрыто, – напомнила я. – Ты сказала нечто другое.

– Какая разница… – Она взглянула на протекающий кран и плотно прикрутила его. Потянулась к сигаретам, но обнаружила, что пачка пуста. Смяла ее в кулаке, бросила в ведро и попыталась пройти мимо меня в комнату. Я остановила ее, осторожно взяв за локоть – он оказался таким острым под рукавом ее тонкого свитера.

– Ты сказала, что я не должна говорить, что когда-либо виделась с Иваном. Это были твои слова.

– Я и хотела сказать, что эти показания никому не нужны.

– Ты сказала совсем не это.

Я все еще сжимала ее локоть и почувствовала, как она вздрогнула. Один раз, потом другой. А потом ее вдруг затрясло, да так, что я выпустила ее руку. Не было сил ощущать эту страшную, непонятную дрожь. С глухим звуком, похожим на рычание, Ксения прислонилась плечом к стене. Ее длинные черные волосы упали на грудь, скрыли от меня ее склоненное лицо.

– Кто тебе велел говорить со мною так? – спросила я, произнося каждое слово по отдельности. Мне не хватало воздуха.

Она слабо подняла руку, будто защищаясь, потом повернулась ко мне.

– Почему тебя это волнует? – спросила она. – Ты же приехала выяснить это, верно?

– Сегодня утром мне сказали то же самое. Что, если со мной захочет встретиться следователь, я должна сказать, что никогда не встречалась с Иваном. Что ушла из студии, никого не встретив, и никто меня не подвозил. Короче, что я даже не видела его в тот вечер.

– Вот-вот, – прошептала Ксения.

– Что – вот?! – Меня что-то душило, не давая вздохнуть. – Ты же сказала в милиции, что я была последней, кто видел Ивана! А потом взяла и отменила показания?! Мне никто не звонил, никто не допросил меня, дело закрыли, даже не поговорив со мной! А я думаю, что если бы Иван собрался ехать на дачу, он бы как-нибудь об этом обмолвился!

– Не обязательно? – Это прозвучало с вопросительным оттенком.

– Может, и не обязательно, но он этого не сказал! А время было позднее, поездка достаточно длинная! Он сам предложил подвезти меня до дома, я несколько раз просила остановиться у метро, но Иван сказал, что довезет! Он никуда не спешил! И даже заколебался – не выпить ли у меня чаю! Ни о какой даче и речи не было!

Ксения выпрямилась и впервые посмотрела мне прямо в глаза. Я увидела в этом взгляде вопрос. Явный, но непонятный мне. О чем она хотела спросить?

– Кто сегодня говорил с тобой? – прошептала она.

– А с тобой кто?

– Не знаю. Я видела его впервые в жизни, – шепнула она, а в глазах метался страх. Страх и все тот же вопрос – смесь непонимания с недоверием. Недоверия ко мне?

– Так тебе тоже угрожали? – сказала она наконец.

– Я подумала, что ты… Ты с ними заодно!

– Да я вообще ничего не понимаю! Но это было очень похоже на угрозу!

Ксения прикрыла глаза и быстро заговорила:

– Это случилось сегодня, рано утром. Я спала, когда в дверь позвонили. Я встала, открыла. Думала, приехал отец, он должен был отвезти меня к следователю. А вошел какой-то мужчина. Сказал, что он знакомый Ивана. И первое, что он спросил – это рассказала ли я следователю, что Иван подвозил тебя до дома? Я ответила, что да. Я еще ничего не понимала. А он… – Ксения сжала кулаки: – Он велел переменить показания. Сказать, что я ошиблась, что ты ни при чем. А когда я спросила, зачем все это нужно…

Ее кулаки были сжаты так, что кожа на косточках побелела. Будто в каждой руке она держала по крохотному злобному зверьку и хотела задавить их в своих ладонях.

– Он сказал, что у меня есть сын и чтобы я больше думала о нем. Ведь я же не хочу, чтобы с ним… – Ксения судорожно вздохнула и не договорила.

Дверь кухни распахнулась.

– Что вы здесь делаете, девочки? – спросил отец Ивана, оглядывая нас. Он пытался говорить добродушно, но я видела, что он встревожен. – Вы не слишком долго курите?

– Мы сейчас придем, – сухо ответила Ксения.

Он помедлил секунду, внимательно посмотрел на меня. Опять тот же самый жест, как у Ивана, – резкое движение подбородка. Будто он хотел опустить слишком высокий воротник свитера, хотя был в рубашке и при галстуке. Дверь закрылась.

– Опиши мне этого мужчину, – попросила я. Меня трясло. Мелькнула ужасная мысль – это мог быть Женя. Ее зачеркнула другая – Женю она бы узнала, он у них бывал. И конечно, описание, которое мне дала Ксения, совершенно не совпало с внешностью Жени.

– Среднего роста, даже чуть ниже меня. Пострижен коротко, волосы темные… Или темно-русые, не знаю. Я была сонная и вдобавок обалдела от страха. Но ты понимаешь, у него совершенно обычная внешность. Если увижу – узнаю, но как его описать…

– Сколько ему лет?

– Около тридцати. Это он к тебе приходил утром?

Я покачала головой. Ксения наконец разжала кулаки и теперь растирала онемевшие пальцы.

– А как выглядел твой? – спросила она.

– Совсем по-другому… Это был… – И тут я услышала свой голос: – Знаешь, я не успела его хорошо разглядеть. Я тоже была спросонья.

– Господи боже, их целая банда, – прошептала Ксения, продолжая разминать пальцы. Хрустнула косточка. Ужасный звук, ненавижу его! Женя начинал хрустеть пальцами, когда волновался, и это была единственная черта, которую я в нем терпеть не могла… Это раньше была единственная, поправилась я. А теперь?

– Зачем им это нужно, как ты думаешь? – спросила она. – Почему они на нас давят?

Я очень долго подбирала слова.

– Может, они боятся, что я что-то видела… Или Иван мне что-то рассказал в машине… Боятся, что я расскажу все следователю?

– Наверное, ты права! – Ксения была вне себя. – Но ты же не видела ничего!

– Это я так считаю. А они могут думать иначе. Может, считают, что все-таки видела, но не поняла. Или поняла не так. Они боятся, что я кому-то это случайно перескажу.

– Но тогда… – Она посмотрела на меня как-то по-новому. Теперь в ее взгляде было нечто вроде уважения. – Тогда тебе стоит опасаться! Господи, я сразу не поверила в эту версию с проституткой на шоссе! Это был какой-то абсурд. Я думала, что-то было не так, что-то подтасовано, изменено. А теперь… Теперь мне кажется, что все это, вообще, вранье, фальшивка. Случилось что-то совсем другое.