Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не знаешь? — мне удается прийти в себя.
Ноа вздыхает, как будто разочарован тем, что этот разговор вообще происходит. Я думала, что все будет не так. То, как он говорил обо мне Роману, навело на мысль, что, возможно, он уже достаточно взрослый, чтобы начать дискуссию сейчас. Он дал понять, что уважает меня больше, чем раньше.
— Ох, прости, — говорю я, невесело смеясь. — Я раздражаю тебя такими расспросами?
Я сажусь и отталкиваюсь от него. Чувствую, как мои эмоции поднимаются на поверхность, гнев вырывается наружу.
— Я тебя бешу?
— Нет, Милли, просто… подожди секунду, пожалуйста, — говорит он, садясь на край кровати и проводя руками по волосам.
— О, что ты, не торопись. Я ждала объяснений всего девять лет. — Боже, мой голос звучит язвительно. Но я ничего не могу с собой поделать. Я думала, что после всего, через что мы прошли вместе этим летом, он сможет сформулировать, что произошло, и дать мне какой-то ответ.
— Милли, — стонет он, глядя на меня, — ты хочешь услышать то, чего я не могу тебе сказать.
— И что бы это могло быть?
— Ты хочешь получить ответ, который даст тебе завершение. Ты хочешь услышать, что меня убило то, что я ушел от тебя той ночью. Ты хочешь, чтобы я придумал какое-нибудь оправдание, которое все исправит. И я, черт возьми, не могу дать тебе этого!
Я усмехаюсь, пытаясь скрыть тот факт, что я примерно в пяти секундах от полного срыва. Подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками, стараясь физически защитить себя от боли, которая грядет.
— Я должна была знать лучше, — шепчу я. — Я должна была знать, что твое появление на острове и на моем гребаном пороге не приведет ни к чему, кроме сердечной боли и разочарования.
— Милли, это нечестно. — Его голос дрожит с каждым словом, но мне нужно стоять на своем.
— Знаешь, что нечестно, Ноа? Ты извиняешься передо мной так, словно это нужно только мне. Ты заставил меня повестись на это глупое извинение и твою глупую улыбку. Ты заставил меня влюбиться в тебя снова, это нечестно, Ноа. Это так несправедливо.
— Я тебя ни к чему не принуждал, Милли. Если правильно помню, это ты набросилась на меня той ночью на кухне. Я мирно спал на диване, и тут вваливаешься ты со своими растрепанными ото сна волосами и предложениями о летней интрижке.
Я смотрю на него, моя челюсть отвисает, а глаза щиплет от слез. Он бросил это мне в лицо с такой силой, что я будто почувствовала пощечину.
— Это ты сказала, верно, Милли? Просто интрижка. Никаких эмоций. Никаких привязанностей. Никаких чувств. Просто секс. Это то, о чем ты просила.
— Боже, кто ты такой, Ноа? Кто этот мужчина-ребенок, сидящий передо мной? У нас все было хорошо. Мы смеялись, шутили и ладили последние шесть недель, и вдруг ты превращаешься в подростка, и все потому, что я задала тебе один вопрос.
— Ты не просто задала мне один вопрос, Милли. Ты задала мне вопрос, на который, как ты знаешь, у меня нет ответа. Я был пьян в ту ночь, а ты просто была… там. Ты улыбалась мне и лежала на мне, а потом я не смог остановиться, я трахнул сестру-девственницу моего лучшего друга.
— Ты ведешь себя подло без всякой гребаной причины, Ноа. Я слышала, как ты разговаривал с Романом на прошлой неделе. Я знаю, той ночью ты почувствовал что-то такое, что тебя напугало. И я слышала, как ты сказал ему, что пытаешься исправить все, что произошло между нами. — Мой голос срывается от эмоций, и слезы начинают капать. Я вытираю их, и Ноа съеживается. — Так зачем же ты роешь яму глубже, когда я просто пытаюсь дать тебе способ начать процесс исцеления для нас обоих?
Ноа встает, и я боюсь, что он сейчас порвет на себе волосы, потому что так сильно их тянет, но затем снова поворачивается ко мне лицом. Оно искажено гневом, а кожа покраснела от злости.
Я никогда не была объектом гнева Ноа. Я видела это раньше. Он избил парня в старшей школе за то, что тот издевался надо мной. И однажды по-настоящему разозлился на своего отца на глазах у нас с Тедди. И потом, недавно был случай, когда он ударил Брэндона. Но я никогда не думала, что хоть часть этого гнева может быть направлена — или будет направлена — на меня. Он всегда относился ко мне с уважением и добротой. Так что я не знаю, откуда все это берется.
— Милли, я был слишком, бл*дь, молод для того, чего ты хотела от меня той ночью, ясно? Когда все было сделано, и я посмотрел на тебя сверху вниз, я увидел в твоих глазах все, что ты пыталась скрыть от меня с тех пор, как тебе исполнилось десять.
Теперь моя очередь краснеть. Потому что я думала, что проделала достойную работу, скрывая тот факт, что была влюблена в него почти всю свою жизнь.
— Я не был готов к этому, Милли. У меня был эмоциональный диапазон дождевого червя. И ты смотрела на меня так, словно я принес луну. Ты смотрела на меня так, словно я был единственным, что существовало для тебя в тот момент. И я никогда не испытывал ничего подобного. Я никогда не знал, каково это — когда на тебя так смотрят.
— И ты не мог просто поговорить со мной? — я почти кричу на него. — Ты не мог просто найти гребаный момент и сказать мне, что у тебя на уме? Я бы справилась, Ноа. Я больше не была ребенком. И мой брат тоже. Он бы выслушал нас.
— Вот тут ты ошибаешься, Милли. — Его смех злой и издевательский. — Ты лжешь себе, если думаешь, что смогла бы справиться с моим отказом в тот момент, потому что нет никакого гребаного способа. Ни за что. Ты не была готова к сексу и определенно не была готова к разбитому сердцу. И, в самом деле? Ты думаешь, что двадцатилетний Тедди был бы не против, если бы его лучший друг лишил девственности его сестру? — Он смеется.
— О, но ты все равно разбил мне сердце, да, Ноа? — теперь я точно кричу. — После того, как я сказала тебе, что девственница, ты промолчал. Ты оделся и вышел через парадную дверь. Ты
