настрой, Кристина, — увидев меня, Евгений Александрович довольно усмехнулся. — Прекрасно выглядишь.

— Я знаю, — облизнула губы под внимательным взглядом преподавателя. Что-то и правда изменилось. Я совершенно по-другому видела этот мир. Розовые очки больше не зашоривали глаза.

Денис постоянно повторял: людям нельзя верить. Мир испорчен. Будешь милой и доброй — тебя сожрут и даже косточек не оставят. Я не слушала его. И каждый раз натыкалась на те же грабли, черенок которых больно бил в лоб. До сегодняшнего дня.

Градов не сказал ни слова. Автомобиль нарочито медленно выехал со двора, унося меня всё дальше и дальше от дома. Перед глазами пробегали улицы, здания и люди, спешащие по своим делам. На стекло упали первые капли дождя и быстро скатились по нему, оставив длинную дорожку. Я думала обо всём и ни о чём одновременно. О Градове, сидящем за рулём «Мерседеса», о Денисе, воткнувшем нож в спину, о Веронике, которая раскусила моего парня всего за год нашего с ней общения, о себе, три года рушащей собственную жизнь.

— Кристина?

Евгений Александрович дотронулся до моей руки, и я с трудом переборола первый порыв — отдёрнуть её, будто от огня. Впрочем, не так уж и далеко это от правды. Прикосновение Градова обжигало своей неправильностью и запретностью.

— Я задумалась, — повернулась к преподавателю и одарила его многообещающей улыбкой.

— О чём? — заинтересовался Градов, отвлёкшись от дороги и мельком взглянув на меня. — Снова о том, что мы совершаем ошибку? — добавил он с усмешкой, когда наши глаза встретились.

— Ни о какой ошибке и речи идти не может, — спокойно произнесла я. — Мы оба делаем то, что приносит нам удовольствие.

— Надо же, я слышу от тебя здравые и адекватные выводы, — с нотками довольного удивления в голосе похвалил меня преподаватель. — С чем связаны такие изменения во взглядах на жизнь?

— Сняла розовые очки, — цинично отозвалась в ответ.

Мы застыли на светофоре, красное табло которого отсчитывало восемьдесят пять секунд ожидания. Достаточно для того, чтобы вдруг раздался щелчок фиксатора ремня безопасности, и Градов оказался настолько близко, что я почувствовала шлейф его парфюма и запах его кожи, настолько будоражащий, что захотелось завыть от отчаяния. Настолько близко, что смогла разглядеть тёмные крапинки в его серых глазах, раньше казавшихся мне холодными, безучастными и безразличными. Смогла заметить, как расширились его зрачки, превратившись в чёрную бездну, затянувшую меня, завлёкшую своей неприступностью.

И что самое удивительное, это не было сном. От пришедшего осознания маленький огонёк алого пламени внутри затрепетал и разгорелся во что-то смертельно опасное, огромное и причиняющее боль на грани удовольствия. Непослушное пламя разлилось по всему телу, не ведая преград, не зная, что его может что-то остановить. Как можно остановить безграничность? Как можно прекратить чувствовать, если чувства — часть тебя, если они неотделимы, тождественны тебе?

Источником пожара было не сердце. Не душа хотела его прикосновений, а тело. И оно их получало. Градов приподнял рукой мой подбородок, нежно погладил нижнюю губу. Я лизнула его большой палец раньше, чем осознала, что делаю.

Градов был океаном, неизведанным, опасным, таящим в себе мрачную неизвестность и предупреждение. Он был вулканом, дремавшим Везувием, готовым проснуться в любой момент, от любого неловкого движения. Он был беснующейся весенней грозой. Раскатами грома, оглушающими и пугающими. Вспышками молний, дикими и необузданными. И я без страха шла навстречу его стихии.

Я пропустила момент, когда его губы накрыли мои, вызвав мгновенный взрыв снизу живота. Я не смогла понять, когда это произошло, потому что показалось, что он всегда целовал меня.

Горячо.

Приятно сходить с ума, поддаваясь ему.

Задыхаясь от невозможности вдохнуть.

Тлеть от пламени его губ, пожара языка, ласкающего меня настойчиво-властно, призывающего покориться, сдаться.

Это не было поцелуем, проверяющим реакцию моего тела. Это был поцелуй, уже признавший свою власть надо мной, показывающий её, решивший напомнить, кто правит балом. Кажется, я захлебнулась в ощущениях, не отстраняясь, лишь прижимаясь еще ближе, требуя большего. Реальность слаще сна и грез.

Я представляла, какого это будет. Но не думала, что сойду с ума лишь с одного прикосновения губ. Руки… его руки были везде. Они ласкали, дарили наслаждение, причиняли боль, когда на мгновение исчезали с моей кожи.

Ну же, ещё. Я хочу ещё!

Кожаное сидение стало неудобным.

Я горела и изнывала от того, как мало имею.

Чёрт побери, я укусила его, когда он захотел прекратить целовать меня.

— Зелёный, Кристина, — хрипло произнёс Градов.

Отстранилась от него, не чувствуя ни грамма, ни толики стыда, и как ни в чём не бывало вольготно откинулась на огромную спинку сидения.

— Такой ты нравишься мне гораздо больше.

Не удостоила его реплику ответом, лишь самодовольно скривила губы. Это только начало, Евгений Александрович, только начало.

Мы ехали недолго — после того самого светофора повернули направо и петляли по дворам новостроек, чтобы затем спуститься на подземную парковку. Вопросы не возникали — и так всё ясно и понятно.

— Идём, — вслед за Градовым вышла из машины и направилась к лифту, в которым мы стояли по разные стены, на расстоянии, не удостаивая друг друга и взглядами. Просто потому что это придавало особой пикантности происходящему, ещё больше электризуя воздух между нами. Чем дольше ждёшь, тем слаще результат.

Десятый этаж. Градов уверенно направился к двери в конце коридора. Звякнули ключи, и Евгений Александрович распахнул дверь, пропуская меня вперёд.

Оказавшись в прихожей и услышав щелчок замка, нарочито медленно обернулась. Чтобы в следующую секунду оказаться прижатой спиной к неровной стене, пока руки Градова по-хозяйски шарили по моему телу: оглаживали бёдра, обтянутые тканью юбки, выдёргивали заправленный в неё топ, проникая под гладкий шифон. Ласкали грудь с напряжёнными сосками; тонкое кружево бюстгальтера было не в силах спасти её от жадных мужских прикосновения.

Градов обхватил полушария грудей ладонями и затем вдруг поймал пальцами соски, сжимая и потирая их, причиняя мне сладкое, граничащее с болью удовольствие. От яркости нахлынувших ощущений вскрикнула, но вскрик потонул в поцелуе. Его губы тут же накрыли мои, а руки перекочевали на бёдра, задирая юбку.

Застонала, обхватывая Градова за шею, притягивая к себе ещё ближе, желая ощутить, как его твёрдое тело вжимается в моё.

— Не спеши, дорогая, — оставляя мои губы, прошептал мне в ушко едва слышно. Голос звучал урчанием сытого тигра, лениво потягивающегося на солнце. Реальность окончательно кинула в объятия сумасшествия.

Градов оттолкнул меня, и мне ничего не осталось кроме как начать расстёгивать его рубашку. Маленькие пуговицы не поддавались дрожащим и неуклюжим пальцам, и я психовала, зло прикусывая губу и остервенело