Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты маленькая обжора.
– Неправда! Я большая обжора А ты мог бы спуститься вниз и попросить у нашей хозяйки молока?
– Ну конечно! Ты это замечательно придумала, Ани!
Анна улыбнулась тому, что Свен придумал ей новое имя – Ани. Теперь суровое «Анна» ей и вправду не подходило.
Свен оделся и пошел вниз. Минут через десять он вернулся, сел на кровать и взял Анну за руку.
– Ты знаешь, нам, наверное, снова придется идти в ресторан. Хозяйка сказала, что им запрещено продавать молоко. Сюда тоже дошла радиация.
* * *
Радиационная обстановка на западных границах СССР нормальная, на территории Украины и Белоруссии уровни радиации остаются прежними.
Радио «Маяк», 11 мая, 21.00
Как известно, с 1971 по 1984 год в 14 странах мира имели место 151 авария на атомных станциях, и никогда в Вашингтоне подобной реакции не наблюдалось.
«Правда», 4 мая 1986 г.
Атомную энергетику не остановить. Она будет развиваться.
«Правда», 7 мая 1986 г.
Не будем скрывать, что среди писем, поступающих в газету, есть и такие, в которых высказывается негативное отношение к атомной энергетике.
«Правда», 2 июня 1986 г.
Анастасия посещает киевскую больницу и обком партии
В областном отделе здравоохранения Киева с Анастасией отказались разговаривать, а когда Алексей добился приема в Министерстве здравоохранения Украины, один из заместителей министра узнал его и сказал с усмешечкой:
– Вы что же, товарищ Петренко, думаете, что мы забыли о ваших заграничных связях? Разумеется, никаких сведений о больных из Чернобыля вы здесь не получите! А вы, товарищ Лебедева, лучше бы вернулись в Ленинград и там ждали, пока ваши родственники сами дадут о себе знать. Если к нам начнет съезжаться вся родня наших больных со всех концов страны и каждый потребует, чтобы с ним разговаривали, то у нас не останется времени на работу. Надо иметь терпение и выдержку!
Анастасия расстроилась, но Алексея отказ начальников от здравоохранения ничуть не обескуражил.
– Я ничего другого и не ждал от них, а вот мы попробуем другой путь.
Он повел Анастасию по коридорам министерства и вошел с ней в чью-то приемную. Их встретила пожилая секретарша.
– Алексей Иванович! Рада вас видеть. А начальника моего нет, он в области.
– А мне ваш начальник и не поможет. Я к вам, Вера Петровна. Беда у меня, и я к вам за помощью.
– Алексей Иванович, миленький, да я в лепешку расшибусь!.. Говорите скорей, в чем дело?
Вера Петровна, слушая Алексея, все данные записывала на листок. Потом задумчиво посмотрела на Анастасию.
– Не скажу, что это легкая задача. Но вы, Алексей Иванович, знаете, чем я вам обязана. А потому садитесь вот в тот уголок, а я буду висеть на телефоне. Вот удача, что моего начальства сегодня нет!
Анастасия пересела в кресло для посетителей и набрала первый номер.
– Городская больница номер один? Это говорят из Министерства здравоохранения, секретарь товарища Александрова. Пожалуйста, выясните скоренько, есть ли в вашем отделении, где лежат больные из Чернобыля, Прихотько Алена?.. Из Припяти. Нет такой? Спасибо, до свидания.
Она обзванивала больницу за больницей в городе и в области. Анастасия напряженно следила за ее лицом, стараясь угадать ответ еще до того, как Вера Петровна повторит его вслух. Потом Вера Петровна позвонила в город Гомель Белорусской республики.
– Это уж на всякий случай, хотя там у них свои больные, из белорусской части тридцатикилометровой зоны.
В Белоруссии, как и следовало ожидать, больных из Чернобыля и Припяти вообще не было.
– Так, что у нас еще осталось? Ах да, детская больница!.. Здравствуйте, говорят из приемной Александрова из министерства. Мне необходимо срочно выяснить, не лежат ли у вас Антон и Алексей Прихотько четырех лет, близнецы из Припяти. Впрочем, может быть, и один из них… Так… Понятно… Да, конечно, я понимаю. Угу.
Анастасия насторожилась, в волнении крепко схватив за руку Алексея. Он успокаивающе похлопал своей рукой ее руку и шепнул: «Спокойно».
– Так… – продолжила Вера Петровна. – Ну так вот что. Сейчас к вам подъедут от нас два товарища, доктор Петренко и родственница, которая может опознать мальчика. Покажите им больного. И благодарю вас за информацию. До свидания.
– Ну, что?
– Там у них есть мальчик лет четырех-пяти в глубоком шоке. Никто о нем не спрашивал, а сам он ничего не говорит. Придется вам туда ехать. Вы сумеете опознать его, если это ваш племянник?
– Ну конечно. Я в прошлом году их видела. Не могли же они за год измениться до неузнаваемости.
– За год не могли, а за эти дни очень многие изменились так, что их от матерей прячут… Желаю вам, чтобы этот мальчик не оказался одним из ваших племянников.
– Кто эта милая женщина, Алеша? – спросила Анастасия, когда они вышли на улицу.
– Мать одного мальчика, которому я сделал операцию. Удачную, одну из тех, которой я и по сей день горжусь.
Через полчаса Алексей и Анастасия входили в детскую больницу. Главный врач провел их в отделение, где лежали маленькие чернобыльцы. Анастасии приходилось бывать в районной детской больнице, навещая порой своих заболевших учеников. Любая детская больница – тяжелое зрелище для посетителей, но везде это впечатление смягчается звуком веселых голосов выздоравливающих детей. Здесь стояла полная тишина и в коридоре, и в палатах, мимо которых они проходили.
Их привели в палату для тяжелых. Дети разного возраста лежали в кроватях. Рядом с некоторыми стояли капельницы с кровью и растворами. На стуле в углу сидела санитарка и что-то вязала. Круглосуточное дежурство, как объяснил главврач.
– А вот тот мальчик, о котором я говорил по телефону.
В кроватке у окна лежал мальчик. Даже в детской кроватке он казался слишком маленьким для предполагаемых четырех лет. Худенькое личико синеватого оттенка, гладкая головка. Его левая рука была привязана бинтами к подставленной рядом табуретке и в вену воткнута игла капельницы. Ему вливали кровь.
– Третий раз вливаем, а своя кровь все не растет и не растет, – шепнул главврач. – Ну, ваш или не ваш?
Анастасия подошла ближе к мальчику и тихо позвала:
– Антоша!.. Алеша!..
Мальчик не реагировал. Глаза его были закрыты.
– Ну? – спросил главврач.
– Он в таком состоянии, что трудно разглядеть, – ответила шепотом Анастасия. – И волосики острижены так коротко, что невозможно определить цвет.
– Они не острижены… Выпали.