Главная особенность нашего конкурса в том, что «золотая десятка» победителей получает не только красивые дипломы и напутствия мастеров, но и сертификаты на полмиллиона рублей — каждый. Эти средства автор передает театру, который берется за постановку его детища. В прошлом сезоне поступили в жюри более 250 пьес. В этом — больше трехсот. В начале октября мы обнародовали «долгий список». «Золотая десятка» станет известна 17 декабря.

Газета «Культура», 12 ноября 2019

Беседовала Виктория Пешкова

Накануне 65-летнего юбилея автор «ЧП районного масштаба», «Козлёнка в молоке», «Грибного царя» и многих других произведений, которые любят миллионы, побывал на Радио «Комсомольская правда», на записи популярной программы Андрея и Юлии Норкиных «Простыми словами»…

— …Юрий Михайлович, сейчас в самом разгаре Театральный фестиваль «Смотрины» по вашим драматическим произведениям… Даже по меркам столицы событие это примечательное и незаурядное: в этом празднике участвует десяток театральных коллективов…

— Да, это крупнейшие столичные коллективы — МХАТ им. Горького, Московский Театр Сатиры, Центральный Академический театр Российской армии, Театр Всеволода Шиловского, Театральная компания «Сюжет». Приедут гости из губернской России — театры: Рыбинский, Борисоглебский, Пензенский областной драматический им. А. В. Луначарского, Самарский художественный, Иркутский академический им. Н. П. Охлопкова… Вы не представляете, какие прекрасные коллективы работают в городах по всей стране! Зачастую в регионах спектакли по моим пьесам ставят даже лучше, чем в иных столичных театрах. Там нет этого зуда новизны, болезненной страсти — сделать пусть хуже, но не так, как у других. Там не увлекаются псевдоноваторством ради благосклонного кивка «Золотой маски», дешевым эпатажем на потребу дурного вкуса. Прежде всего, они пытаются донести мысли и образы автора. Я драматург традиционного направления, и меня больше интересует: что, а не как.

— А что вообще сейчас происходит в российском театральном искусстве?

— На мой взгляд, если брать современную драматургию, мы имеем почти катастрофу. За тридцать лет не выдвинулся ни один драматург общенационального уровня, не говоря уже о масштабах Островского, Сухово-Кобылина, Андреева, Горького, Булгакова, Вампилова, Розова… Почему? Потому что благодаря новым смыслам рождаются новые формы, а не наоборот. Птица вьет гнездо для яиц, а не для гуано. Простите! Если от драматурга не требуется художественного осмысления того, что происходит в обществе и душах современников, как он вырастет во властителя дум? Никак. Ставка на новизну любой ценой приводит к обессмысливанию того, что творится на сцене. Если нож точить бесконечно, у вас в руке останется одна ручка. Вот «ручка от ножа» вместо драматургии и осталась.

(Тут необходима ремарка: наш собеседник скромно умалчивает о себе, но, кажется, давно правомерно вводить в обиход выражение «театр Полякова». Пожалуй, именно наш сегодняшний собеседник и является единственным русским драматургом общероссийского масштаба если, оценивать уровень его пьес, количество постановок, значимость поднимаемых проблем, глубину образов и узнаваемость стиля. — Прим. редакции КП.)

— Что, у нас и ремесленников нет?

— Есть, конечно. Ремесло — это замечательно. Но проблема современной художественной литературы (а драматургии — жанр изящной словесности) заключается, прежде всего, в том, что ныне очень плохо поставлена начальная профессиональная подготовка. Беда именно с ремеслом! Как заявил мне начинающий автор «пьесоподобных» текстов: «Вы ничего не понимаете! Я пишу доаристотелевскую драму!» Я ему ответил: «Напишите сначала грамотно хоть одну аристотелевскую, а потом беритесь хоть за догомеровскую мистерию…» Он моего юмора, кажется, не понял. И что выходит: неофит не умеет еще написать нормальную пьесу с завязкой-кульминацией-развязкой, с характерными героями, с удобоваримыми диалогами, а его уже тащат на «Золотую маску», вручают премии. Ну как же! Пьеса-то про то, как прозектор влюбился в отрезанную женскую грудь! После этого автор уже уверен: а зачем мне учиться? Я уже лауреат. Впрочем, с министрами у нас то же самое…

— Владеть ремеслом — это работать надо. А у нас сейчас как-то не очень это любят. Можно всегда прикрыться творческим процессом. «Я художник, я так вижу». Мы очень хорошо помним, как журнал «Юность» стал печатать ваши произведения. Сначала «ЧП районного масштаба», потом «Работу над ошибками» и «Сто дней до приказа». Повести отличались острой критикой. И это было очень шумно. Все о вас говорили. Вы и дальше работали в том же направлении — остро критиковали. Тем не менее, почему-то никогда не были либералом. Более того, для либералов вы — один из самых неприятных людей. Нам даже писали: вот еще один прокремлевский пропагандист. Не могут они вам простить критику Солженицына, этой иконы современной русской либеральной демократии.

— Икона либералов, скорее, вдова Солженицына, а на его похоронах, помнится, было пустынно, если не считать мелких чиновников… Мы несли к гробу венок от ЛГ в удручающем одиночестве, с удивлением поглядывая на конную милицию. Вообще-то, это один из устойчивых мифов, что критика существующего порядка вещей, и в том числе властей предержащих, может быть только либеральной. Все остальные точки зрения — формы сервилизма. У меня из-за этого разгорелась полемика с Николаем Сванидзе на предыдущем съезде Союза журналистов. Он с трибуны заявил, мол, журналист — это синоним слова «либерал». Журналист, дескать, просто не может не быть либералом. А коли ты не либерал, то, соответственно, и не журналист, а так «пропагандос». Но, извините, а куда вы тогда засунете Каткова, Суворина, Розанов, Леонтьева, Меньшикова, славянофилов? Об этом я и сказал с трибуны съезда. Ведь консервативная пресса была до революции гораздо влиятельней и тиражней, чем оппозиционная. Просто у революционеров в деле развала Империи нашелся такой могущественный союзник, перед которым не устоял даже традиционный народный монархизм. Я имею в виду царя-мученика и его администрацию…

— Суворин был мракобес и все такое. Можно найти много эпитетов, которые объясняют точку зрения Николая Карловича.

— Для либералов все оппоненты — мракобесы. Давайте разберемся. Мракобесы — это те, кто предупреждали, что революция несет стране развал и катастрофу? Да? Кстати, все «мракобесы» очень хорошо знали либеральную идеологию. Они с нее начинали, как тот же Катков или Тихомиров, а потом они повзрослели, одумались, перешли в другой лагерь, охранительный, и продолжали критиковать власть уже за — неисполнения ею своей державной, удерживающей функции. Критика существующего порядка вещей может быть и справа, и слева. Кто-то костерит власть за то, что она слишком жесткая. А кто-то за то, что она слишком мягкая и оттого недостаточно эффективная. Что опаснее избыточность или недостаточность государства — это еще вопрос? Я уверен: государственная недостаточность — куда опасней.