Полученные результаты весьма заинтересовали Санкт-Петербургскую академию наук, в связи с чем академик И. А. Гильденштедт в 1779 году составил докладную записку, в которой доказывал, что для изучения Новой Земли необходимо «путешествие, очень важное как для физической географии и натуральной истории, так и для торговли России в связи с до сих пор пренебрегаемой ловлей морских животных», подразумевая прежде всего добычу китов. Этот документ дальнейшего хода не получил, но тем не менее Академия наук вскоре издала первый сводный труд по географии архипелага, которому предшествовало появление на берегах Северного Ледовитого океана академической экспедиции под руководством академика Ивана Ивановича Лепехина вместе со своим помощником студентом (впоследствии также академиком) Николаем Яковлевичем Озерецковским. Именно последний закончил свои исследования на мысе Святой Нос (восточное побережье Чешской губы), «с конца которого с неописанным удовольствием смотрел на пространство Ледовитого моря, обращая глаза мои в сторону Новой Земли, на которой побывать тогда имел великое желание… Видя на море жестокие бури, оставил мое намерение в надежде на своих истинных друзей, граждан города Архангельска», одним из которых оказался родоначальник северо-ведения в современном понимании образованный мещанин города Архангельска Василий Васильевич Крестинин.

С 1759 года он фактически возглавлял «Историческое архангельское ютевретство» — группу любителей истории этого северного города. Крестинин совсем неплохо справился с поручением от академической экспедиции по сбору сведений о северных территориях России, опубликовав свои материалы в академическом издании «Новые ежемесячные сочинения» в 1788 году под заглавием «Географическое известие о Новой Земле полуночного края» с последующими двумя «Прибавлениями» на основе сведений, полученных от промысловиков-поморов, хотя сам не бывал на Новой Земле ни разу, удачно сгруппировав полученные сведения по тематическим разделам и, что важно, с характеристиками своих информаторов.

Рахманин Федот Ипполитов сын (родом из Мезени в свои 57 лет провел в море до 40 лет, 26 раз зимовал на Новой Земле, пять раз на Шпицбергене, несколько раз плавал на Енисей) рассказал Крестинину о юго-западном побережье Новой Земли от Карских Ворот до западного устья Маточкина Шара. Крестинин особо отметил достоинства своего информатора — «отличается еще от прочих кормщиков знанием своим читать и писать; он любопытен и имеет неограниченную склонность к обысканию неизвестных земель» (1802, с. 153).

Частично информация Рахманина перекрывалась со сведениями Ивана Шухобова («нынешний архангелогородский мещанин из поселян, упражняющийся 30 лет в мореходстве, неграмотный, но памятливый человек», четырежды зимовавший на Новой Земле), сообщившего об особенностях побережья между западным устьем Маточкина Шара и островом Междушарский.

Общую картину побережья к северу от западного устья Маточкина Шара с характеристикой шести губ сообщил Крестинину мезенец Федор Заозерский, сведений о котором почему-то не приводится. Самую же детальную характеристику архипелага сообщил Крестинину «Алексей Иванов сын Откупщиков, просто называемый Пыха, мещанин города Мезени, неграмотный старик 74 лет, упражняющийся от

13 лет… и даже до днесь в мореплавании… Никогда не зимовал на Новой Земле, звероловство его было и продолжается, в одно только летьнее время на водах между Маточкиным Шаром и Доходами (то есть мысом Желания. — В. К.)». Именно он-то и сообщил Крестинину об обходе всей Новой Земли своим другом Саввой Лошкиным с двумя зимовками на ее берегах — беспримерный подвиг по тем временам в условиях самой сложной ледовой обстановки.

Таким способом Крестинин собрал сведения практически о всей Новой Земле, не считая внутренних участков этого архипелага. Разумеется, побережье Карского моря, или, как говорят поморы, Карская сторона, было им описано в меньшей степени. О детальности труда Крестинина говорят названия глав («Местоположение, пространство и разделение», «Губы, реки и озера», «Горы и мысы» и т. д.), включая те, что посвящены хозяйственной деятельности поморов («Упражнения жителей», «Выгоды мезенцев от Новой Земли» и т. д.). К сожалению, Крестинин не присовокупил к своему труду достойной карты, что затрудняет в наше время использование этой работы, поскольку топонимика Новой Земли за два века претерпела значительные изменения.

В целом вклад Крестинина в географию Новой Земли переоценить невозможно, тем более что подобной работы на Западе не появлялось по той причине, что пределы и размеры даже самых изученных полярных территорий (таких, как Гренландия или Шпицберген) еще не были установлены. Его деятельность в «Клевретстве», как и публикация «Географического известия о Новой Земле…», с учетом накопления поморами обширной информации о природе северных островов, которой они охотно делились с учеными, по сути положили начало возникновению в Архангельске своего самостоятельного научного центра, предшественника современных «городов науки», что не имеет прецедента в истории России — чего-либо подобного на ее периферии в то время не наблюдается. Но это самое перспективное и совершенно не случайное начинание прервалось с безвременной гибелью самого Крестинина в 1795 году. Как и в других известных случаях на протяжении мировой истории от Джордано Бруно и до Андрея Дмитриевича Сахарова, наиболее активные исследователи нередко вступают в конфликт с «власть предержащими». Примерно так же произошло и с Крестининым, когда он подал в городской магистрат «Хронологическую записку о взыскании с мещанского общества подушной недоимки», по мнению «отцов города», содержавшую «многих непристойных, дерских и к настоящему делу немало неприличных изречений», за что член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук был приговорен к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь, от чего его избавила только преждевременная смерть под стражей. Издавая описание академической экспедиции 1772 года академика Лепехина уже после смерти «шефа», его сподвижник и продолжатель академик Озерецков-ский полностью включил в это издание работу Крестинина, которая стала ему, таким образом, памятником на века.

Минеральные богатства Новой Земли продолжали привлекать внимание специалистов. В 1807 году на средства графа Румянцева к архипелагу отправилась экспедиция горного чиновника Василия Лудлова на яхте «Пчела», которой командовал отставной штурман Григорий Поспелов, хотя «и не имел он и возможности сделать точной описи берегов Новой Земли, им виденных; но, заметив с самого начала несходство карт, ему данных, с истиной, брал он часто пеленги, замечал положение берегов и по этим данным составил неплохую карту… от Костина Шара до Маточкина» (Литке, 1948, с. 84). Лудлов посетил губу Серебрянка, не обнаружив здесь ни малейшего признака серебряных руд. Из других полезных ископаемых он сообщил о признаках серы и медного колчедана, полагая, что в будущем «Новая Земля заслуживает точнейших исследований минералических» (Визе, 1948, с. 96).

Поскольку интерес к Новой Земле как у предпринимателей, так и у моряков оставался, правительство решило снарядить к ее берегам в 1819 году очередную морскую экспедицию на бриге «Новая Земля» под начальством лейтенанта Андрея Петровича Лазарева, представителя известнейшей фамилии в истории российского флота (один из его братьев — Михаил Петрович является открывателем Антарктиды, другой — Алексей Петрович участником кругосветного плавания на шлюпе «Благонамеренный»). Однако на этот раз он не стяжал славы в арктических водах, поскольку так и не достиг поставленной цели из-за массовых заболеваний в экипаже. Когда его корабль уже в середине сентября возвратился в Архангельск, «девятнадцать человек нижних чинов немедленно надлежало свезти в госпиталь. Три окончили жизнь еще до прибытия к порту» (Визе, 1948, с. 96).