А у нас — ни моровки, ни выпивки. При этом всю душу жгло.

Вот и Солнышко появилась. А мы даже улыбнуться не могли, — не то, чтобы поговорить там, заигрывать. Она тоже выглядела не свежей: осунулась, глаза почернели, побледнела. Молча поставила нам с Мальком большой кувшин и ушла, не оглядываясь.

Нас из десятка только семеро уцелело — на семерых вина получилось не так и много, по стаканчику. Но как-то немного стало легче.

— Ну, хоть так отблагодарила за помощь… — Малёк попытался поскабрезничать.

— Не говори так, — я покачал головой. — Не надо. Она — хорошая.

— Да, — кивнул приятель. — Тут сегодня такая каша была… А бабы — молодцы. Ведь пришли, помогали. Не то, что мужики — им бы поскорей город сдать и жить себе спокойно. Суки гадские. Своих баб готовы под нихельцев положить — лишь бы их не тревожили.

Вино развязало ему язык.

Я не стал с ним спорить, хотя сам видел, что нам готовили ужин как раз городские мужики. Пришли, предложили помощь, а генерал их отправил на подсобные работы, чтобы всех солдат поголовно держать под рукой, — даже кашеваров. Вот и сейчас кто-то из горожан таскал камни на парапет, помогая нам готовиться к новым сражениям.

Ничего… Пусть выговорится. Накипело у парня.

А город мы сдали, на следующий же день. И ведь как сдали-то — обидно: проспали, в самом что ни на есть прямом смысле слова проспали.

Началось всё с вечера дня того памятного штурма. Мы-то с Мальком — ладно, выпили по кружке винца, и всё, так как денег у нас не осталось ни шиша. А многие защитники, чтобы снять нервное напряжение, напились до ишачьего крика. Пронырливые маркитанты принесли им вина немеряно (и откуда только у них всегда всё есть???), а командиры особо и не пытались сопротивляться той пьянке, так как и сами пили, как лошади.

Весь следующий день одни вояки «лечились», другие их догоняли, а третьи пошли к бабам искать отдушину.

Мы уже привыкли, что нихельцы следующую попытку начинают не раньше, чем через неделю после очередной, и охрана велась из рук вон плохо. Но я, честно говоря, зная теперь, что могут сделать те же «ночные совы», не думаю, что мы могли бы от них защититься, даже если и стояли бы там все трезвые. «Совы» просочились в город, собрались вместе и напали на охрану возле ворот. Быстро и тихо всех перебили и вытащили запорный брус. Тут же к ним на помощь кинулся отряд, под покровом темноты подошедший поближе, а там и вся нихельская армия бросилась в атаку.

Эти подробности я узнал позже. Для меня же падение города началось с суматошной тряски: меня будил Малёк:

— Вставай! Скорее же! Нихельцы в городе! Ну!

— А?! Что?!

Спросонья я ничего не понимал. В ночь после штурма я спал плохо, весь день ходил как помятый, а на следующую ночь задрых, как скворог на зиму, сладко и непробудно. И вдруг, представьте себе, меня пихают, толкают, орут в ухо… Вот вы бы, уважаемый читатель, на моём месте быстро бы всё сообразили, а? То-то же.

Я вскочил, ухватил меч, заполошно озираясь:

— Где?!

Впрочем, можно было и не спрашивать. На стене горели факелы, кое-где пылали костры, и в их неверном, дрожащем свете, отбрасывающем длинные тени, я увидел метавшихся людей, рубивших друг друга и истошно орущих от полученных страшных ран, — кто ещё оставался жив. Звенела сталь — и как я мог дрыхнуть при таком шуме?!

— Все ко мне! — это уже наш десятник закричал. — Становись!

Я торопливо схватил щит. Опоясываться времени уже не было, и передо мной встал выбор: взять с собой меч или копьё? Без пояса придётся ножны нести в руке, а копьё тогда как тащить? В другой руке, со щитом? Я, рассудив, что хороший меч на дороге не валяется, и его ещё под руку подбирать нужно, приноравливаться, а уж копьё-то найти можно всегда, — поспешил к командиру, оставив и копьё, и пояс с ножнами, и мешок с поклажей, и доспех, чтобы никогда больше их уже не увидеть.

Мы кое-как начали ставить строй. В наши сомкнутые щиты стукнули несколько стрел; кто-то застонал и отвалился. Теперь уже стало понятно, что ворота распахнуты, и чтов них один за другим врываются вражеские солдаты. Их поток ещё казался невелик, и вроде бы имелся шанс отжать всех назад. Но только нихельцы имели перед нами преимущество: они врывались бодрые, заведённые, настроенные на победу. Мы же стояли опухшие и сонные, многие ещё и похмельные, и не успели разогреться и разозлиться как следует.

— Держать строй, сукины дети! Вперёд! — послышался зычный голос.

Это уже наш сотник командовал. Как-то невольно стало спокойнее: командир тут, рядом — ничего, отобьёмся!

Мы двинулись вперёд. На нашу стену нахлынула волна нихельцев, надавила, застучала по щитам. Вот и мы с Мальком, наконец-то, сошлись с врагами врукопашную вплотную, лицом к лицу, а не так, как на стене, где мы довольно легко били их поодиночке, и не так, как в поле, где нам до них добраться так и не пришлось. Тут нам не было возможности делать всё, что хотелось: строй силён лишь тогда, когда каждый воин прикрывает соседа слева, поэтому махать мечом можно только вперёд, и нельзя крутиться во все стороны. А противник, напав малыми силами, изо всех сил старается разорвать наши ряды и создать неразбериху. При этом нихельцы орали, кричали обидные слова, т. е. всячески провоцировали нас броситься в свалку.

— Держать строй! Держать строй! — надрывались десятники. — Не отрываться!

Сначала мы постепенно продвигались вперёд, неумолимо оттесняя противника назад, к воротам. Но тут словно ударила вторая, могучая волна: тяжеленные створки ворот стали беспомощно распахиваться под напором сотен осаждавших, пока полностью не разошлись в стороны, и бурный поток людей хлынул внутрь ночного города, сметая всё на своём пути: «козловые» заграждения, которые проникший ранее отряд и так уже успел частично разломать и раздвинуть, «стены», состоявшие из нестройных рядов оборонявшихся, недостаточной ещё «толщины».

Это страшное зрелище, когда тысячи людей оголтело прут плотной массой. У кого-то на пути оказывались наши заграждения — таких невезучих свои же насаживали на торчавшие во все стороны колышки, общим давлением толпы, и при этом им было никак невозможно увернуться в сторону. Сооружённые преграды очень быстро оказались завалены грудами тел, разрушены и смяты, а по трупам бежали всё новые и новые сотни, быстро взбираясь на кучи своих мертвецов и сбегая вниз…

Те несколько сотен защитников, что успели выстроить полукруг, примыкавший к воротам, оказались также смяты. По счастью, наш десяток стоял с фланга, и ему досталось не так сильно, — в отличие от тех, кому пришлось встать на пути потока нападавших: они скрылись под лавиной наступавших с головой. Если там кого и не убили, то затоптали — это уж точно, хотя в темноте я эти подробности увидеть никак не мог. Если бы мы продолжали оставаться штрафниками, то как раз и попали бы под этот поток…