– Твой отец прессовал руководство Кавказской Федерации и Западно-Монгольской республики на включение их в состав Русского княжества с превращением его в империю. За год-полтора до гибели остыл к этому делу. Оба государства – наши сателлиты, практически протектораты, но процесс застопорился. Ты авантюристическими глупостями в Средней Азии невольно создал ситуацию, благодаря которой мы можем окружить и кавказов, и монголов.

– Поэтому ты не хочешь двигать за Амударью?

– Генштаб и комитеты Думы сочли – смысла пока нет. Пустыню Каракумы забирают магические институты. Опасные эксперименты вроде космической программы проще там ставить, нежели в Карском море. Главное – намного дешевле. Если присоединять центр каганата, где Бухара и Самарканд, получаем многомиллионный прирост населения, в большинстве своем состоящего из исламских фанатиков. История верхнего мира говорит, что получим точку напряженности и всплеск терроризма. Плюс головная боль, как толпу враждебных Руси мусульман накормить-одеть по стандартам княжества.

– Соглашусь. Насмотрелся, какая там беднота. А Юго-Западная Армения и Ноев артефакт?

Грабко увеличил масштаб карты и выделил участок к западу от озера Севан.

– Твои друзья Саакяны были некоронованными царями пограничной территории. Ничего не скажу про молодых, но старший, который Аграм, слыл настоящим бандитом. При этом авторитетным от черноморского побережья до Нахиджевана. Его уважали и боялись. Мирза жестокий и беспредельный, местные его боятся, но не уважают. Ни турки, ни персы туда не лезут. Улавливаешь диспозицию? Мартик как наследник клана обращается к нам, мы через Черное море и Федерацию вводим войска, походя истребляем нахиджеванские банды, а в составе княжества появляется новая губерния. Естественно, на какое-то время Саакян провозглашается губернатором. Что же касается артефакта, он пробыл там сотни, если не тысячи лет. Как только Арарат войдет в состав Руси, Милослава собирается лично им заняться. Магическая сторона вопроса не про нашу честь. – Несенситивный генерал скромно улыбнулся. В мире, где правят маги, отсутствие дара здорово сдерживает возможности.

– Мне другое непонятно. Западный и южный берег Каспия принадлежит Баканскому ханству. Это вроде как персидский протекторат. Пока Западная Монголия имеет выход к морю и границу с ханством, о каком-то ее окружении говорить нельзя. Только об охвате.

– Правильно! Но в той политической каше, варящейся на юге Кавказа, нет четких границ. Нахиджеван формально входит в состав ханства, так же как и Арцах. Тамошние армяне, напади мы на них в лоб, поднимутся на защиту исламских единоверцев. Поэтому без геноцида Южный Кавказ не усмирить. А если движение по присоединению возглавит, пусть и формально, Мартик Саакян под зеленым знаменем Пророка, армяне-мусульмане вспомнят, что основная масса окружающих горцев не относится к величайшей кавказской расе, восходящей к временам империи Урарту. К тому же они – весьма конфликтный народ, благодаря чему мы окажемся втянутыми в войну с Баканским ханством. Персии как-нибудь объясним, что лучше не вмешиваться. С захватом Баканского государства и Кавказская федерация, и монголы – в нашем окружении, Каспий станет внутренним русским озером, Апшерон – нашим бензобаком. И это частично руками великих армянских воинов, которые с удовольствием пустят тюркскую кровь в Бака.

Богуслав непроизвольно улыбнулся. Уж об этом он наслушался – на три жизни хватит. Олег Викторович вряд ли сам сообразил, как армянский ультранационализм поставить на службу интересам Руси. В Тайной Москве достаточно светлых голов. Особенно женских.

– В этом есть одна трудность. Мартик понимает, чем обязан нам и тебе. Но его поминутно заносит. Как же, сын великого народа и глава древнейшего рода. По-моему, ты – единственный, кого он слушается. Во-первых, мусульманин, что, кстати, для нас – шокирующий сюрприз. Во-вторых, спас его. В-третьих, показал ему, кто в стае вожак, выбив зубы.

– Они начали отрастать. Я к тому, что он со временем об этом забудет. С ним нужно работать постоянно. – Богуслав потер лоб, непроизвольно копируя отцовский жест. – Я приведу его к присяге на верность Руси именем Аллаха. Если поклянется Пророком перед лицом Бога, никуда не денется.

– Клятва Рода надежнее.

– Он не будет ее приносить. И не нужно. В крайнем случае навесим на Мартика чары подчинения, превратив в телеуправляемого робота. Но этого не скроешь, оппоненты раскусят.

– А сестра? – Олег сменил тон на заговорщический. – Держится отчужденно, но я видел, как она на тебя глянула, пребывая в уверенности, что ты смотришь в другую сторону.

– Рано созревшая и довольно темная девочка с отвратительной физической подготовкой. Хотя, не спорю, в ней что-то есть. Не ухмыляйся, чертово твое превосходительство! В брак с ней вступать не собираюсь даже ради укрепления русского присутствия на Кавказе.

– Насильно никто тебя не женит. Однако надолго не отлучайся. Сейчас твоя работа – уздечка для Мартика.

Ну, спасибо, регент. Может, еще носки армяну погладить? Даром что уголь для него бросал.

Милославе племянник подробно описал, что произошло в мечети.

– Ты же знаешь, из посольства подземный ход выводит в подвал соседского дома. Чем я рисковал? А такого накала объединенных в молитвенном экстазе энергетик я вряд ли бы где нашел.

– Не одобряю. Но, раз обошлось, рассказывай. – Монашеское прошлое Милославы в ипостаси сестры Эрики часто давало о себе знать избыточной строгостью в общении. – Никак не могу привыкнуть. Гюль тебе привила ислам и сама сохранила, а мы ни сном ни духом… Говори!

– Тебе как неверной не понять. Исключительность Аллаха – краеугольный камень мусульманства. Это меня шокировало стократ более, чем прямой диалог с Богом.

Богуслав уронил голову и охватил ее руками, витая мыслями далеко от любимого зимнего сада Милославы в Серебряном Бору.

– Отец рассказывал, как задавал вопросы Всеобщему и умудрялся получать ответ. Потом вроде бы нашел к нему какой-то ключ… не знаю, что это. И погиб. Я отдаю отчет, что со мной беседовала какая-то микроскопическая часть божества. Не может же творец и вседержитель забросить галактические дела и погрузиться в диалог с невежественным шестнадцатилеткой. Но когда я понял, что он не отрицает некоторой самостоятельности Рода, Всеобщего и даже Христа, на прямые вопросы отвечая «и да, и нет», честное слово, чуть не умер от потрясения. И это еще не все. У отца первые откровения состоялись в Сахаре, малонаселенной, но исламской территории. Я спросил в Самарканде про Сахару. После услышанного не хотелось жить.

– Можешь передать его ответ дословно?

– Нет, не могу. – Богуслав поднял голову, на щеке четко обозначилась дорожка от слезы. – Мыслеобраз в том же ключе «и да и нет». Не уверен до конца, но там был… другой Аллах! Понимаешь, Милослава? Это в принципе не может быть! Род, Христос, Всеобщий и два Аллаха! Одно знаю точно – ни я, ни отец не разговаривали с настоящим Богом. Какая-то чудовищная мистификация.

– Ярослав называл их «глобы».