Скажу вам, что заведующий на то и заведующий, чтобы концентрироваться на главном. Это известное всем правило, в том числе и главному врачу.

– Я прошу вас вести Веденеева лично.

Я сделала лицо стервы, холод, высокомерие и черствость. Лицо Седельцова неожиданно стало плаксивым.

– Я вас прошу, Анечка, – просительно залепетал он.

Анечка! Что за фамильярность? Меня только родители так называют и Игорь. Даже Димитрий не рыпается.

Седельцов смотрел на меня глазами побитой собаки. Я махнула рукой, бросив ему кость.

– Я его осмотрю.

– Я с вами! – обрадовался маленький человек.

Веденеева курирует Рябченко. Щенок побледнел, увидев Седельцова. Тот бросил на него быстрый взгляд.

– Не слишком ли молод? – громко, без стеснения, спросил меня он.

Рябченко покраснел с головы до ног. У него даже кисти стали красными. Его унизили прилюдно.

– Нет, – кратко ответила я.

Маленький щенок благодарно лизнул мне руки.

Я выслушала невразумительные жалобы муниципального больного. Я изучила его историю болезни и результаты исследований. Осмотрела Веденеева с головы до ног, оставив узким специалистам только урологию и проктологию. Им тоже нужен свой хлеб. На первый взгляд Веденеев здоров как бык. Что его к нам занесло? Вздумал отдохнуть за государственный счет? Или наехали СМИ и правоохранительные органы? Третьего не дано.

– Полежите, полечитесь, – рекомендовал главный врач.

Без заискивания. Он тоже держит мину. Или знает больше, чем я. Но не третье, которого не дано. Это точно.

– С радостью, – Веденеев захихикал мелким, рассыпчатым смехом. – С такой красивой девушкой я бы здесь и состарился.

– Среди персонала нет девушек и юношей! – ответила я муниципальной амебе. – Они медработники, что значит средний пол. И для медработника больные – тоже пол. Средний!

Не позволю лапать моих медсестер и щипать их за задницы. Мне надоели их жалобы. Есть бедные дурочки, которые идут на это в туманном облаке мечты о лучшей жизни. Когда туман рассеивается, они рыдают все ночное дежурство, мешая лечебному процессу. Опытные медсестры сразу обращаются ко мне, и мне приходится ставить на место зарвавшуюся мелочь. Мелочь – это фурункул с гонором вместо гноя. Таких надо своевременно выдавливать, чтобы фурункул не превратился в абсцесс, флегмону и дальше по нарастающей. Хотя как врач я не советую выдавливать фурункулы самостоятельно, можно заработать сепсис. Идите к профессионалам. В жизни, а не в медицине профессионал – это ваш собственный мозг. Если мозга нет, придется жить с сепсисом и умереть от него.

Трое мужчин проводили меня голодными взглядами, даже Рябченко, хотя у щенка на губах еще молоко не обсохло. Что они ко мне все привязались? Я что, медом намазана? Я знаю красивых женщин, у которых нет ни одного мужчины. Одинокие красивые женщины не могут элементарно познакомиться. Как-то я шла по улице и не глядя подняла руку, чтобы поймать частника; возле меня остановился Димитрий. Просто так. Я до сих пор с ним. И не могу отвязаться. Господи! Ну что они ко мне пристали?

Я оглядела себя в зеркало. Две руки, две ноги, голова – одна штука. Все как у всех. Повертела головой из стороны в сторону. Умная голова, между прочим. Может быть, все дело в розе ветров?

Как я соскучилась по Игорю! Сил никаких нет! Как дожить до встречи? Кто мне поможет?

Боженька! Помоги мне, пожалуйста! Я что хочешь для тебя сделаю! Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Что тебе стоит? Ну, что?!

– Возьмите платок.

Я подняла голову, возле моего стола стоял Рябченко.

– У вас дверь была приоткрыта.

Я молча взяла его платок и вытерла лицо. Я выла как собака. Вслух!

– У вас все в порядке?

– Все. Идите.

Рябченко стоял у моего стола, как преданный пес.

– Ноги в руки! И идите! – заорала я. – И не лезьте не в свое дело! В следующий раз закрывайте дверь с другой стороны!

Я уронила лицо в ладони. Как работать? Я совершенно расклеилась.

* * *

Я в постели Димитрия. Мне страшно снова стать грязной парией. Страшно так, что мое тело в холодном поту с головы до ног.

– Убери руку. Пожалуйста, – попросила я как нормальный человек.

Он убрал руку, меня отпустило.

Что со мной не так, спрашиваю я себя все время. Может, я действительно инфантил? Единственный ребенок из хорошей, полной семьи, где родители любят друг друга и любят собственного ребенка. Любят чересчур. Сдувают пылинки, решают за него все вопросы. Мне пришлось сбежать от их опеки в отдельную квартиру.

Точно. Чрезмерная родительская опека – корень инфантилизма и предсказуемых трудностей в будущем. Я умею постоять за себя. Я научилась защищаться от людей, но защитить себя от собственной безалаберности в голове не в состоянии. У меня кособокий мозг. С одной стороны – острый, профессиональный ум, с другой – полная каша в голове. Родительская опека отбила мне одно полушарие мозга тяжелым прикладом – так же, как условные единицы отбили одно полушарие у клонов. Если объединить два уцелевших полушария, мое и Димитрия, может получиться нормально функционирующий организм. А вдруг жизнь отбила у нас одно и то же полушарие? Получается гомункул. Господи! Что за ерунда лезет мне в голову?

Соседний гомункул тяжко вздохнул. Не спит. Надо узнать мнение со стороны. Всегда требуется мнение внешнего эксперта. Собрать консилиум, как говорится.

– Я правда дура?

– Круглая, – подтвердил гомункул по имени Димитрий.

Всех клонов буду теперь звать гомункулами! Для людей с одним действующим полушарием мозга это самая подходящая дефиниция.

Я закрыла глаза и велела себе спать. Мое уцелевшее полушарие спать не желало. Ему мешал внешний раздражитель по имени Димитрий. А вдруг Димитрий прав? Может, я действительно инфантил? Ерунда! Просто выбилась из привычной колеи. Свернула на другую дорогу, где нет ни одного знакомого дорожного знака, и заплутала. Что из этого следует? То, что я бедная дурочка! Неумение жить без дорожной карты есть типичный симптом инфантилизма. Как же мне быть? Блуждать между трех сосен? Кричать «ау», или «караул», или «спасите мою душу»? Получается, это у меня три капли мозга. Черт-те что!

– У меня в голове сплошная ахинея, – ни с того ни с сего пожаловалась я.

– Может, это мне в тебе и нравится.

– Ты что? Хороший человек?

– Не очень. У меня есть пистолет. Будешь изменять, я тебя убью.

– Не сможешь!

– Тебя смогу, – спокойно сказал он.

Узколобый мерзавец! Может, капнуть органам правопорядка, что у него пистолет? А вдруг у него есть разрешение? Или на пистолеты не дают разрешения? Надо залезть в Инет и порыться в Уголовном кодексе. Все же хорошо, что есть Инет.