Подняв взгляд, Руна смотрит на птицу, и та, пронзительно закричав, срывается с ветки, перелетая на другое дерево, там и оставаясь.

Лишь глупец не поймет, что их приглашают. А глупцом Витарр себя не считает.

– Сага нас ждет, – тихо говорит Руна, прижимаясь к нему покрепче.

Заставив Змея развернуться, Витарр направляется следом за птицей. Этой дорогой он никогда не шел, не знал даже, что тропами этими можно пройти к дому вельвы. Но на то она и вельва, чтобы владеть знаниями, другим недоступными. Видно, слишком не терпится ей как можно скорее увидеться с сестрой, что таким образом поторопить их решила.

Ему самому узнать хочется, о чем таком важном хочет Сага поговорить с Руной, раз заставила ее покинуть безопасный Чертог Зимы и отправиться в такой путь. Это верх глупости, но Сага, кажется, давно уже потеряла практически все человеческое, что было в ней.

Становится любопытно – со всеми ли женщинами, что обладают Даром, такое происходит, или лишь с теми, кого отнимают от родной колыбели? Руна не кажется другой, в ней никто и не заметит отголоски древней силы, которой она на самом деле владеет. Вельву почувствовать может только вельва, они всегда знают, кто есть кто.

Как-то Руна сказала ему, что Сванна, владычица Ока Одина, и сама из их племени. Практически весь свой Дар истратила она на то, чтобы выносить ребенка, а остатки сил посвятила тому, чтобы уберечь Ове от беды. Может, лишь потому и остался Товесон жив? Как и иные, кто вернулся из набега, до сих пор находится он в Чертоге Зимы, зализывая раны и приходя в себя. Да даже будь здоровье его нерушимо, не покинул бы край этот, не попрощавшись с посестрой. Он заставил привести его, ослабленного и частично ослепшего, к кургану и стоял среди иных воинов до тех пор, пока кострище не обратилось в угли.

Птица все продолжает перелетать с ветки на ветку, изредка призывно каркая, и крик этот, отталкиваясь от стволов обледенелых древ, кажется оглушительным. Витарр хмурится, сильнее натягивая поводья, но конь не слушает его. Словно зачарованный, Змей продолжает идти вперед, совершенно никакого внимания не обращая на попытки своего наездника заставить его идти другим путем.

Сага делает все, чтобы у них даже мысли не возникло сойти с пути. А если такая мысль и возникнет, то им это все равно не удастся.

Витарр теряет счет времени и не знает, как долго они едут, когда за стволами деревьев проглядывает силуэт ведьмовского дома. В этот раз он кажется еще более мрачным, чем обычно, не вызывающим совершенно никакого желания приближаться. Дело ли в том, что Витарр не знает, чего ожидать от этой встречи, или в том, что сейчас рядом с ним Руна, чей страх буквально можно потрогать, ощутив на кончиках пальцев, но это не уменьшает того факта, что дом вельвы ему видеть не хочется, не то что заходить в него. Он предпринимает еще несколько попыток остановить коня, но Змей упрямо продолжает идти прямо к дому.

Ворон, пронзительно вскрикнув в последний раз, исчезает где-то на крыше.

Змей останавливается только тогда, когда подходит к самому порогу. Витарр спешивается, чувствуя, как от долгой езды затекли ноги, и тянет руки, помогая Руне скатиться по покатому боку зверя, оказываясь в его объятиях. Она морщится, ей-то и того тяжелее, чем ему, было добраться сюда, но Руна ничего не говорит. Лишь держится крепко за локти Витарра, позволяя телу своему немного отдохнуть от неудобной позы, и смотрит ему через плечо.

– Значит, Сага живет здесь.

Это не вопрос даже, все и без того ясно. Витарр кивает молча, осторожно отпустив плечи Руны, убедившись, что она может стоять сама, и, подойдя к Змею, берет поводья в руку. Нужно отвести его в стойло, чтобы никакая лесная тварь, изголодавшаяся в вечной ночи, его не растерзала, но и оставить Руну здесь одну по той же причине мысль изначально гадкая. Братоубийца кладет осторожно ладонь на ее плечо, ощущая, как девушка вздрагивает, и, стоит ей обернуться, говорит:

– Возле дома есть стойло, я отведу туда Змея. Со мной пойдешь или внутрь зайдешь?

Руна хватается за его руку и смотрит взглядом испуганного зверя в сторону пугающего дома. Витарр не может понять, что пугает ее больше – сам дом или то, что находится внутри. Выдохнув, он накидывает поводья на запястье для того, чтобы сжать ее руку в обеих своих ладонях.

– Она сестра твоя, чего тебе бояться? Не думаю, что хочет Сага тебе навредить.

Из уст Братоубийцы подобные слова вряд ли звучат успокаивающе, и эта мысль заставляет Витарра нахмуриться. Но Руна чуть улыбается ему, смотрит внимательно, осторожно высвободив руку из его хватки.

– Я думаю, ты прав. Что дурного может случиться?

Витарр знает – много чего. Он раньше тоже считал, что подле брата и сестры ему ничего не грозит, а теперь их родство приносит только беды. Но Руна разворачивается и, покачиваясь из стороны в сторону, направляется в сторону дома. Витарр смотрит на нее до тех пор, пока она не поднимется на крыльцо, и, выдохнув, раздраженно тянет Змея следом за собой. Его движения нервные и ожесточенные, с каждым мгновением он волнуется только сильнее, пока собственное сознание подкидывает ему все более страшные картины того, что прямо сейчас происходит в доме. Может, зря он так волнуется. То, через что он прошел, вовсе не означает, что нечто подобное может случиться с Руной.

В любом случае было бы лучше, если бы у нее был один ребенок.

Привязав крепко поводья к стойлу, Витарр дает Змею еды, похлопав его ладонью по крепкой шее, после чего стремительным шагом направляется в сторону дома. Его самого душит тревожное чувство неопределенности, он нервничает и беспокоится, взывая к остаткам собственного благоразумия в безрезультатных попытках успокоиться. Он успокоится только тогда, когда снова окажется рядом с Руной. Когда будет знать, что с ней все хорошо.

По ступеням он поднимается одним шагом, тут же протягивая руку и хватаясь за дверную ручку. Та совсем теплая, словно бы нет вокруг этого лютого векового холода. Умения Саги поражают все больше. Жар, царящий внутри дома, окатывает его волной в то же мгновение, стоит только ему распахнуть дверь. Витарр стремится оказаться внутри как можно скорее, желает убедиться, что с Руной все в порядке.

Встречает его тягучий, словно мед, кислый от ехидства смех. Вскинув взгляд, отряхиваясь от снега, Витарр хмурится, находя взглядом Сагу, и его недовольство ее лишь сильнее веселит.

– А я все думала, когда же ты рискнешь войти. Решила уже, что так на улице и останешься, как пес сторожевой.

Яд накапливается у него во рту, появляется ужасное желание сплюнуть. Сага невозможна. Может, и хорошо, что одарили ее Даром столь явным, что не ускользнул он от взгляда старухи-вельвы – какой мужчина захотел бы взять ее в супруги? Витарр смотрит на Руну. Та стоит подле сестры, удерживая руки Саги на своем животе. Сейчас, когда они стоят столь тесно друг к другу, заметно, насколько же они похожи. Только Руна мягче, теплее, смотришь на нее – и обнять хочется. Спрятать ее от всего мира, уберечь от любой беды. Такую, как Сага, куда легче представить подле себя на поле боя, чем возле домашнего очага. Выглядела ли так его родная сестра? Качнув головой, чувствуя, как от подобной мысли отчаяние захлестывает его сильнее, Витарр складывает руки на груди, пытаясь защититься от острого языка вельвы за этим жестом.