чтобы никто никогда не смог меня отыскать.

В моей пустой голове завелся злой человек,

он подает мне сигнал, что опасность близка.

Если в доме любом — мир да любовь,

то в моем отчего-то все идет кое-как.

Прилетает комета и смотрит на это,

и подает мне сигнал, что опасность близка.

Мишка взял в руки «гибсон» и включился в песню на середине. Удивленный Макс позволил ему сыграть виртуозное соло поверх основных гармоний, а затем пустился вдогонку:

Я бы выпустил когти, как мартовский кот,

как только выглянет солнце да пригреет слегка.

Я так хотел бы опять тебя повстречать,

но я же принял сигнал, что опасность близка.

Ты не знаешь об этом, но меня уже нет.

Ты глядишь на меня и не хочешь понять:

в моей пустой голове завелся злой человек,

он поет эту песню вместо меня.

Во второй раз соло звучало так, как будто всегда там и было. Макс сыграл было заключительный аккорд, но тут Мишка взял несколько нот вразрез ритма. Макс снова поставил точку, Мишка снова продолжил. Макс наконец понял смысл игры, и так они соревновались с минуту, а потом синхронно кончили, как умеют только музыканты — да еще артисты в некоторых специальных фильмах. Эффект был схожим. Оба тяжело дышали и выглядели весьма довольными. Мы с Костиком переглянулись, а Шериф протянул Максу бутылку:

— Вот тебе и группа готовая. А ты целый год с расп…здяями мучился.

— Охренеть, — честно сказал Макс.

— А в общем, вы в чем-то похожи, — задумчиво сказал Костик.

Эпизод23. Уже ночью мы добрались до Мишкиного компьютера. Это был навороченный аппарат — папа-адвокат не пожалел денег. Монитор был просто огромным, чтобы человеку с плохим зрением можно было хоть что-то разглядеть, вот только Мишка уже мало что видел. Иногда он на ощупь лазил в интернет. Друзья, оставшиеся в теплых краях, все еще присылали ему письма.

Мы сидели втроем — Костик, Мишка и я. Шериф и Макс завалились спать в комнате для гостей.

Мишкино обиталище удивило меня. Похоже было, что все усилия высокооплачиваемого дизайнера были нарочно сведены на нет: итальянская мебель была расставлена в самых неожиданных местах; прямо из пола торчали светильники на тонких ножках, как будто светящиеся галлюциногенные грибы; подозрительно большая кровать стояла как-то косо, причем прямо перед ней, в ногах, громоздился широкоэкранный телевизор на подставке. Тут же в беспорядке валялась одежда.

Приглядевшись, я понял еще кое-что. Комната не желала ничего рассказывать о хозяине: тут не было ни книжных полочек со всякими игрушками и безделушками, ни постеров на стенах, ни раскрытых на интересном месте журналов. Только темный застекленный шкаф с дисками. Вот дисков было действительно много, но по названиям трудно было понять, каков их слушатель. Даже Костик, осмотрев первые полки, в изумлении развел руками.

Мишка, впрочем, ничего не заметил. Он включил компьютер и попробовал влезть в свой почтовый ящик. Не получилось. Тогда он позвал нас.

Костик ввел его пароль и обнаружил несколько непрочитанных писем. Одно, кажется, от девушки. Он скопировал текст и вывел на монитор самыми крупными буквами. И отошел от стола.

Потом, много позже, я спросил Костика: что же было в том письме? Он ответил, что специально не вчитывался, тем более что написано было латиницей; ему запомнилась одна-единственная фраза: «я не буду ничего объяснять». Даже в транслитерированном виде, а может, именно поэтому, эти слова выглядели ужасно. Так сказал впечатлительный Костик.

Прочитав письмо, Мишка закрыл его и обернулся.

— Это был подарок, — сказал он. — Подарок на совершеннолетие.

— Отвечать будешь? — спросил я.

— Уже не нужно. Впрочем… я напишу. Проверь, правильно или нет.

Он опустил пальцы на клавиатуру и, мучительно вглядываясь в экран, написал одну фразу. Я подошел и посмотрел. Ответ был таким:

СПАСИБО ЗА ВСЕ.

— Всё правильно, — произнес я и щелкнул мышкой, чтобы ответ отправился адресату.

Я зашел и на Lenin-35. Мне писем не было. Оставалось доехать до Волгореченска.

Потом мы с Костиком не удержались и залезли на ленту новостей. Мы искали упоминания о бурной ночи в Новосволоцке, хотя я с удовольствием прочел бы, что мерзкий городишко накрыло ядерным взрывом мощностью в двести килотонн. Но мы не нашли ровным счетом ничего. Очень может быть, что в Новосволоцке разборки посреди города в порядке вещей.

Следующим адресом в Мишкином списке избранного оказалась какая-то невнятная порнушка. Чтобы ее посмотреть, надо было заплатить: Мишка признался, что иногда использовал свою кредитную карту именно для этого. Мы посмеялись, потом выключили компьютер и стали смотреть видео.

Утром мы проснулись поздно. Мишки не было ни в его комнате, ни в гостиной, ни в стеклянной башне. Похоже, дом вообще был пуст. Поднявшись на вышку, я огляделся и увидел Михаила внизу: он сидел, как в кресле, на корнях громадной сосны, и как будто дремал; у ворот я заметил вчерашнего охранника. Спустившись в сад, я кивнул охраннику, подошел к Мишке и потряс его за плечо.

— Петр, ты? — переспросил он. — Долго же вы спите.

— Всю прошлую ночь носились, как потерпевшие, — сказал я. — Хоть у тебя отоспались.

— Я у тебя не спросил вчера: почему вы путешествуете?

— Это не путешествие, это экспедиция. Есть одно дело в Волгореченске… а может, и дальше.

— Такое непростое дело?

— Ну да. Тяжелый случай.

— И когда отправляетесь?

— Сегодня.

Мишка вздохнул. Потом сказал:

— Мы еще в сауну не сходили. У нас и бассейн есть.

— Бассейн?

— Там, за домом. Прямо из парилки можно нырять. И подсвечивается ночью.

— Я в Египте в таком купался.

— Вечером не будет никого. Дениса можно попросить, он травы принесет. Или еще чего-нибудь. Он знает, где взять.

Денисом, видимо, звался охранник. Вот как у них тут, оказывается, дело поставлено. Вечеринки у адвоката заиграли в моем представлении новыми красками.

— Ты, Миха, и мертвого уговоришь. Только я до сих пор не понял: ты пригласил людей с улицы. Неизвестно кого. Мы тут жрем, пьем, на гитаре твоей играем. А ты приглашаешь у тебя зависнуть. У вас что, принято так?

— Принято совсем иначе. Но я здесь недавно. Считай, что я еще не привык.

— Нет, Мишка. Ты что-то темнишь. Я бы подумал, что ты… из этих, но ты не похож. Ты уж извини.

— Ты говоришь, как мой отец. И ты совершенно не прав.

— А чего ты так волнуешься? Может, ты все-таки… — я показал жестами. Скорей всего, Мишка не разглядел или не понял шутки. А я уже жалел, что пошутил.