К моменту ее прибытия он уже почти закончил составлять отчет и последние полчаса, ожидая ее приезда, просто тянул время. Он решил рассказать ей про бродягу с кроваво-красными глазами, отчасти потому, что она была партнером по работе и ему претило утаивать что-либо от напарника. У них с Рикки Эстефаном никогда не было тайн друг от друга, и поэтому он первым делом поехал именно к нему, а не в Центр, а еще и потому, что высоко ценил его проницательность и советы. Конни также должна была знать о бродяге, независимо от того, исходила ли угроза от реального человека или он был плодом его воспаленного воображения.

Если эта грязная, вонючая свинья и впрямь ему привиделась, то самый лучший способ развеять бред - это рассказать о нем кому-либо еще. И тогда бродяга, быть может, безвозвратно исчезнет из его жизни.

Еще Гарри хотел рассказать ей обо всем, потому что это давало ему повод продлить общение с ней и в нерабочее время. Такого рода общение между напарниками приветствовалось в Центре, так как помогало крепить то особое чувство локтя, которое устанавливается между людьми, призванными рисковать жизнью ради друг друга. Им необходимо было обсудить между собой, что каждому из них довелось пережить в тот день, проанализировать все нюансы происшествия, тем самым переведя eго из разряда травмирующего психику события в отточенный, и в каких-то моментах даже забавный анекдот, коим спустя многие годы будут стращать и веселить новобранцев.

По правде говоря, ему хотелось остаться с ней подольше наедине еще и потому, что в последнее время он начал интересоваться ею не только как партнером по работе, но и как женщиной. Чему сам неимоверно дивился. Они были полной противоположностью друг друга. И слишком долго внушал он себе, что терпеть ее не может. А теперь и дня не проходило, чтобы он мысленно не возвращался к ее глазам, глянцево отсвечивающим шелковистым волосам, прекрасно очерченным линиям ее припухлого рта. Он сам себе боялся признаться, что чувства эти день ото дня крепли и набирали силу, и сегодня настал наконец тот день и час, когда Гарри уже был не в состоянии их сдерживать.

И тому были веские причины. Сегодня он запросто мог погибнуть. И даже несколько раз кряду. А близость смерти всегда здорово прочищает мозги и чувства. Он же побывал не только рядом со смертью, а прямо на себе ощутил ее смрадное дыхание и ледяные объятия.

Редко когда почти в одно и то же время его обуревали столь могучие и столь противоречивые чувства: одиночество, страх, острые сомнения, радость, что остался в живых и томительное влечение, настолько сильное, что стесняло дыхание и щемило сердце.

- Мне где подписывать? - спросила Конни, когда он сообщил ей, что кончил писать отчет.

Он разложил перед ней на столе все необходимые документы, включая и ее личную версию о случившемся. Он сам ее составил, как всегда, хотя за это в их учреждении не гладили по головке. Но это было одним из тех редких правил, которое он решался регулярно нарушать. Свои обязанности они делили поровну, и так случилось, что в этом деле он был большим докой, чем она. Тон ее версий дела вместо того, чтобы быть торжественно-нейтральным, был мстительно-злобным, Словно каждое преступление было направлено против нее лично, текст же изобиловал словечками типа "осел" вместо "подозреваемый" и "кусок говна" вместо "арестованный", что неизменно вызывало экзальтированные приступы фарисейского гнева у защитников подсудимых во время судебных заседаний.

Конни подписала все, что он разложил перед ней на столе, включая и аккуратно отпечатанную версию происшествия, приписываемую ей, даже не читая. Гарри это очень понравилось. Значит, она полностью ему доверяла.

Пока она расписывалась на документах, он молча наблюдал за ней, решив про себя, что обязательно пригласит ее, несмотря на то, что вся одежда на нем вымокла до нитки и была изрядно помята, посидеть с ним в каком-нибудь шикарном, уютном баре, с подбитыми плюшем кабинками, полумраком и свечами на столах, где пианист будет негромко наигрывать напевные мелодии - главное, чтобы не попался какой-нибудь прилизанный хлыщ, любитель дешевых попурри из модных мотивчиков, который регулярно через каждые полчаса станет напевать "Чувства", этот гимн сентиментальных пьяниц и любителей пустить слезу во всех пятидесяти штатах страны.

Конни все еще кипела негодованием по поводу того, что получила кличку "Летучей Голландки", и от других обид, нанесенных ей средствами массовой информации, и поэтому у Гарри не было возможности вклиниться в ее монолог со своим приглашением пойти с ним куда-нибудь поесть и выпить, зато у него была масса времени, чтобы просто неотрывно смотреть на нее. И она от этого не становилась менее привлекательной. Наоборот: чем дольше он смотрел на нее, тем лучше мог рассмотреть каждую черточку на ее лице, и, глядя на нее, находил ее все более и более очаровательной. Но заметил он и другое: какой страшно утомленной она выглядела - покрасневшие, опухшие веки, бледное лицо, огромные темные круги под глазами, устало опущенные под гнетом дня плечи. И в душу закрадывалось сомнение, что она согласится составить ему компанию за коктейлем и заново пережить все события достопамятного ленча. И чем явственней на лице ее он замечал измождение после тяжелого дня, тем более начинал сознавать, как здорово вымотался за этот день и сам.

Ее досада по поводу того, что телевидение стремится всякую трагедию свести к развлекательному шоу, напомнила Гарри, что еще в самом начале рабочего дня она была чем-то здорово огорчена, отказавшись, однако, обсуждать с ним причины этого расстройства.

Когда романтический пыл его несколько поугас, то уступил место сомнениям относительно целесообразности интимных отношений между партнерами по работе. Обычной практикой в Центре было сворачивать деятельность тех групп, междv членами которых вне работы устанавливались более чем дружеские отношения, независимо от целей, которые они преследовали. Практика эта имела своим основанием долгий и тщательно выверенныи предшествующии опыт.

Конни, закончив подписывать бумаги, критически оглядела его с ног до головы.

- Видок у тебя, прямо скажем, неважнецкий. Теперь ты запросто можешь делать свои покупки в "Гэпе", а не исключительно у "Братьев Брукс".

Затем она даже обняла и чмокнула его в губы, что в принципе должно было бы заставить его воспламениться, но не заставило по той прозаической причине, что поцелуй был явно дружеским.

- Как кишки, на месте?

На месте. Только слегка побаливают, но это нисколечко не может мне помешать с удовольствием затащить тебя в свою постель.

Он ответил:

- У меня все в норме.

- Точно?

- Точно.

- Господи, как же я устала!

- Я уже молчу о себе.

- Мне кажется, могла бы спать без просыпу хоть сто часов.

- Хорошо бы для начала с десяток.

Она улыбнулась, и, к его немалому удивлению, потрепала его ладошкой по щеке.

- Увидимся утром, Гарри.

Когда она пошла к выходу, он посмотрел ей вслед. На ней все еще были изрядно стоптанные "Рибоксы", голубые джинсы, красно-коричневая клетчатая блузка и коричневый вельветовый жакет - и за последние десять часов экипировка эта явно не стала менее поношенной, скорее наоборот. И все же она казалась ему более пленительной, чем если бы была затянута в туго облегающее фигуру глубоко декольтированное платье с блестками.