Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, хотя хирурги сделали все возможное, чтобы удалить из брюшной полости разнесенные пулями нечистоты, у Рикки быстро стал развиваться острый травматический перитонит.
Он чуть не отдал концы и уцелел только чудом. Тогда началась газовая гангрена, а так как никакие антибиотики были не в состоянии ее остановить, ему снова пришлось лечь под нож, в результате чего он напрочь лишился желчного пузыря и части желудка. Но и этим дело не кончилось: началось заражение крови. Температура поднялась выше, чем на обращенной к Солнцу стороне Меркурия. Снова перитонит и удаление еще одной доли толстой кишки. Все это время он держался молодцом, не унывал и в конце концов увидел Божье провидение в том, что удалось сохранить хоть какую-то часть желудочно-кишечного тракта и тем самым избежать унижения до конца дней своих постоянно таскать с собой мешок для фекалий.
В магазин он вошел в неслужебное время и, хотя был при оружии, не чуял никакой беды. Он обещал Аните, своей жене, по дороге домой купить бутылку молока и баночку маргарина. Бандит так никогда и не предстал перед судом. Когда все его внимание обратилось на Рикки, владелец магазина - господин Во Тай Хан - вытащил из-под прилавка автомат. И одной длинной очередью снял бандиту полголовы.
И совершенно закономерно, что, поскольку дело происходило в последнее десятилетие эпохи хаоса, этим все не кончилось. Любящие мамуля и папуля бандита подали в суд на господина Хана, лишившего их, как следовало из иска, на старости лет любви, дружеского общения и финансовой поддержки со стороны так внезапно и безвременно погибшего сына, хотя и глупцу ясно, что сын-наркоман был неспособен дать им ни то, ни другое, ни, тем более, третье.
Гарри отхлебнул горячий кофе. Кофе был крепкий и отлично сваренный.
- С господином Ханом поддерживаешь отношения?
- Да. Он уверен, что его апелляционную жалобу обязательно удовлетворят.
Гарри с сомнением покачал головой.
- Как знать, присяжные заседатели теперь совершенно непредсказуемы.
Рикки натянуто ухмыльнулся.
- Это точно. Мне здорово повезло, что некому было подавать в суд на меня.
Но это было единственное, в чем ему повезло. К тому моменту, как его изрешетили пулями, они с Анитой прожили вместе всего восемь месяцев. В течение еще одного года, пока он не встал на ноги, она не покидала его, но, когда поняла, что до конца своих дней он так и останется увечным стариком, вильнула хвостиком. Ей было всего двадцать шесть лет. Впереди целая жизнь. К тому же в наше время условие брачного обета, гласящее "в радости и печали, пока смерть не разлучит нас", трактуется в несколько расширенном плане и вступает в силу лишь в конце довольно длительного испытательного срока, скажем, после десяти лет, и очень напоминает условие на право пенсионного обеспечения: человек может обрести право получать пенсию, если проработает на определенную фирму как минимум пять лет. Вот уже два года с тех пор, как Рикки живет один.
По радио снова передавали Кенни Джи Дея. Еще одну из его песенок. Но в ней совершенно отсутствовала мелодия. И это раздражало Гарри. Впрочем, в его состоянии его могло раздражать буквально все, и более всего, естественно, веселенький мотивчик.
- Какая муха тебя укусила? - испытующе поглядел на него Рикки.
- Откуда ты взял, что меня укусила муха?
- Сколько помню, в рабочее время тебя никакими медовыми пряниками не заманишь к другу на посиделки. Пока исправно не отработаешь деньги налогоплательщиков - ни шагу с работы.
- Неужто я и впрямь такой дуболом?
- Это ты меня спрашиваешь?
- Ох, и занудно же тебе, наверное, было работать со мной в паре.
- Иногда, - улыбнулся Рикки.
Гарри рассказал ему о Джеймсе Ордегарде и о смертельной схватке с ним на чердаке среди манекенов.
Рикки слушал внимательно. Почти не прерывая. И если высказывался, то обязательно говорил то, что следовало говорить. Он был очень хорошим другом. Когда Гарри, окончив свой рассказ, уставился на розы в саду, всем своим видом показывая, что выложил все как на духу, Рикки сказал:
- Это еще не конец.
- Верно, - признался Гарри. Встал, налил обоим еще по чашечке кофе. - А потом возник бродяга.
Рикки выслушал и эту странную историю с той же сдержанностью, что и предыдущую. Без тени недоверия и скептицизма. Ни во взгляде, ни в позе. Выслушав же до конца, спросил:
- А что ты сам думаешь по этому поводу?
- Может, мне все это просто померещилось?
- Тебе померещилось? Тебе?
- Но, черт меня дери, не могло же это все происходить в реальности?
- А кто из этих двух кажется тебе более странным и зловредным? Маньяк в ресторане или бродяга?
Хотя на кухне было довольно тепло, Гарри словно мороз по коже продрал. Чтобы согреться, он обхватил чашку кофе обеими ладонями.
- Бродяга. Правда, не намного, но он все же хуже. Дело в том… Как ты думаешь, может быть, мне стоит взять отпуск по болезни и обследоваться у психиатра?
- С чего это ты вдруг решил, что эти ассенизаторы мозга ведают, что творят?
- При чем здесь они. Мне бы очень не хотелось состыкнуться с вооруженным до зубов полицейским, которому мерещатся разные сверхъестественные штучки.
- Больше всего, Гарри, ты опасен не для окружающих, а для самого себя. Ты же заживо себя съешь своей мнительностью. А что касается этого парня с красными глазами - так ведь никто из нас не застрахован от встречи с необъяснимым.
- Только не я, - уверенно сказал Гарри, качая головой.
- Даже ты. Конечно, если этому увальню вдруг вздумается ежечасно являться тебе в образе смерча, чтобы назначить тебе следующее рандеву, или он станет приставать к тебе с недостойными предложениями, тогда пиши пропало. Ты точно влип во что-то очень нехорошее.
По крыше бунгало мерно вышагивали колонны дождя.
- Скорее всего, я и так уже дошел до ручки, - согласился Гарри. - Это ясно как божий день.
- Вот именно. До ручки. Дальше уж некуда.
Оба они молча уставились на дождь за окном.
Наконец Рикки нацепил защитные очки и взял со стола серебряную пряжку. Включил миниатюрный полировальный диск размером с зубную щетку, работавший так тихо, что не мешал разговору, и начал счищать тусклый налет и крохотные серебряные заусенцы с одного из выгравированного на пряжке узоров.
Еще немного помолчав, Гарри вздохнул:
- Спасибо, Рикки.
- Не за что.
Гарри отнес чашку и блюдце к раковине, сполоснул их и поставил в сушку.
По радио Гарри Конник-младший пел о любви.
Прямо над раковиной находилось другое окно. Дождь неистово хлестал по розам. Мокрый газон пестрел разноцветными, как конфетти, лепестками.